Если не сможешь быть умничкой
Шрифт:
— Ты говорил, что у тебя для меня что-то было, — напомнил я.
— Ах, да! Было. Такая, знаешь, по всему — большая, жирная улика. Как раз то, с чем мы, детективы, любим работать — с большими, жирными уликами.
— Так что это была за большая, жирная улика? — спросил я.
— Я дополнительно проверил еще кое-что по Олтигбе — насчет его пребывания в армии, в 82-м воздушно-десантном. Угадай, что он обычно преподавал в классе в Форт-Беннинг?
— Что?
— Взрывное дело. Он был эксперт. Мог взорвать, черт подери, все что
— Хм… Особенно в дипломате?
— Да, особенно в дипломате.
— Ну что ж, улика в некотором роде что надо, — сказал я.
— Тебе не нравится?
— А тебе?
— Не-а, — сказал он. — Мне не нравится. Чего ради ему было взрывать дочку сенатора? Он же с этого ничего не получает. Если б он еще покрутился вокруг нее, она бы, глядишь, вышла за него замуж — а он бы женился на миллионе долларов.
— А может быть, это сводная сестра заставила его взорвать ее.
Синкфилд недоверчиво хмыкнул.
— Да, это последняя теория Лукаса, — заявил я. — После многих лет разлуки сводная сестра снова — или, возможно, впервые — соединяется со своим сводным братом. По телефонной книге они определяют себе жертвенных агнцев — сенатора Эймса и его дочь Каролину. Конни Мизелль переезжает к сенатору. Игнатиус переезжает к Каролине, которая раскрывает заговор и грозится нашу сладкую парочку разоблачить. Они ее взрывают, вероятно, вместе со всей ее информацией. Затем Конни Мизелль начинает мучить жадность. Поэтому она просит прощения у игроков в бридж и сматывается из-за стола — под предлогом, к примеру, того, что хочет пи-пи. Вместо этого она бросается к моему дому, стреляет в сводного братца, — и потом стрелой обратно к столу, где как раз успевает поддержать партнера — говорит «пять червей» на его «четыре без козыря». Заказывает «малый шлем», берет его, а потом подает всем гостям кофе — только на минутку задерживается над чашкой сенатора, осторожно подсыпав туда мышьяку…
— Ты совсем охренел, Лукас, — сказал Синкфилд.
— У тебя есть что-то получше?
— Нет, кроме одного.
— Чего же?
— Такой чушью я себе голову не забиваю.
Синкфилд воспользовался своим значком, и мы легко миновали охранников Уотергейта. Пришлось подождать лифт, но недолго. В таких дорогих кооперативных домах, как Уотергейт, платят не для того, чтоб потом экономить — особенно на лифтах. Кабина лифта остановилась с легким звоном колокольчика. Двери открылись, и оттуда степенно вышел частный сыщик (100 баксов за час), мистер Артур Дейн, весь, как всегда, в своем костюме эпохи Эйзенхауэра.
— О, судьба постоянно сталкивает нас друг с другом лбами, не так ли, лейтенант? — сказал он, потом кивнул мне и добавил: — Мистер Лукас! — чтобы я не почувствовал себя обойденным.
— Вы поднимались к сенатору? — спросил Синкфилд.
— Совершенно верно.
— Довольно странное место для вашего визита, не так ли?
— В действительности совсем нет, лейтенант. Я порой
— О! — сказал Синкфилд. — И что ж за дурные вести?
— Вы помните секретаря сенатора, Глорию Пиплз?
— Маленькая пьянчужка на похоронах?
— Да, она плоха, — сказал Дейн. — Она каким-то образом достала номер телефона миссис Эймс и начала ей названивать, не разбирая дня и ночи. Несет на самом деле бог знает что, допилась уже, очевидно, до полной потери разума. Тут госпожа Эймс заволновалась, что так она и вред себе какой-нибудь причинит; и попросила меня выяснить, не сможет ли сенатор взять на себя заботу поместить бедняжку Пиплз куда-нибудь.
— «Куда-нибудь» — это куда? — спросил я.
— В Вашингтонский Больничный центр — пока не просохнет от пьянства, — сказал Дейн.
— А после? — спросил Синкфилд.
Дейн пожал плечами.
— В какой-нибудь частный санаторий.
— Есть такие частные санатории, откуда уже не выберешься, — сказал Синкфилд.
— Женщине необходима помощь, — сказал Дейн.
— И сенатор дает согласие?
— Его там нет, но мисс Мизелль сказала, чтоб я брал инициативу в свои руки и делал все, что необходимо.
— Хм… Она уже взяла в свои руки все полномочия?
— Мы целый час ждали прихода сенатора, но когда он так и не пришел, мисс Мизелль сказала, что она берет на себя всю полноту ответственности за несчастную Пиплз.
— А где ж сенатор? — спросил я.
Дейн взглянул на часы.
— Он пошел прогуляться уже часа два назад. И до сих не возвращался.
— Я бы и сам не возражал провести часок в ее обществе, — сказал Синкфилд. — Но мне всегда надо иметь кого-то при себе, вроде Лукаса.
— В качестве дуэньи, — вставил я.
Артур Дейн чуть-чуть улыбнулся, показывая, что в состоянии, едва услышав шутку, оценить ее. Это была слабая, болезненная улыбка, и она быстро исчезла. — Миссис Эймс хотела бы увидеться с вами, мистер Лукас, — сказал он.
— Так из-за этого она мне вчера звонила? — спросил я.
— Да.
— И вы тоже звонили по этому поводу?
— Точно так.
— Ну хорошо, я, наверно, навещу ее. Когда?
— Вы долго намереваетесь пробыть там, наверху? — спросил Дейн.
Я взглянул на Синкфилда, он покачал головой. Я ответил:
— Нет, недолго.
— Ну, если вам угодно, я мог бы подбросить вас до «Французского ручья» и отвезти обратно. Мне все равно туда надо в любом случае.
— О-кей, — сказал я. — Где встречаемся?
— Здесь, в холле. Мне в этом холле уж не впервой коротать досуг.
Синкфилд посмотрел кругом.
— Не такое уж плохое местечко для ожидания. Особенно, если кто-то вам платит за него по пятьсот баксов в день.
Прежде чем Дейн успел ответить, я спросил его: