Если небо упадет
Шрифт:
Лена ждет меня в парке. Хочет навестить Артема. Но я как всегда не сумею подняться к нему на нужный этаж. Останусь внизу. Мне кажется, встреча с ним – огромная ошибка, и ни потому что я не хочу этого. Нет. Ни в коем случае. Я безумно волнуюсь, и сидеть в вестибюле адская мука! Просто я думаю, ни мне, ни ему не стоит ворошить то, что было раньше. Мы не станем теми, кем когда-то были. Так пусть и останется в прошлом наше прошлое.
Спускаюсь в метро. Слышу, как звонит телефон, и бодро отвечаю:
– Да-да?
– Ты в курсе, что я уже замерзла?
Романова злая и недовольная: черт. Я вдруг понимаю, что нужно было
– Я буду через пятнадцать минут.
– Ты издеваешься? На улице зима.
– Вообще-то конец лета.
– Ты еще шутить думаешь? – верещит на другом конце провода подруга, и я не сдерживаю смех. Поправляю сумку и отрезаю:
– Потерпи. Другие приехали?
– Только Стас. Олег и Настя стоят в пробке.
– Ну, вот на него и кричи.
Ленка начинает трещать, высказывая, мне свое недовольство на счет саркастического тона, который она якобы уловила в моем голосе, а я просто замолкаю. Слушаю ее, слушаю и радуюсь, что все-таки решила помириться. Люди разные, в конце концов. Нельзя бросать их только потому, что они не поступили так, как ты считаешь, они должны были поступить. Друзей принимают такими, какие они есть. В том, наверно, и состоит смысл. Да, я сделала для себя выводы, в очередной раз убедилась, как правильно в этой жизни доверять лишь самой себе, но все-таки продолжила плыть по течению. Романова – глобальная катастрофа, однако она - редкое явление, существующее только на моем извилистом пути. Куда ж я без нее?
Пока она болтает безумолку, рассказывая мне о том, как должно вести себя с лучшей подругой, изучаю людей. Я взяла это за привычку, после того, как Дима исчез из моей жизни. Я смотрю на окружающих и ищу в них его. Да, может, это глупо, но я не в состоянии прекратить. Детали находятся непроизвольно! Например, сейчас я замечаю парня в похожей джинсовке. Да, у Димы была такая же. Она до сих пор весит у меня дома, в шкафчике, на отдельной вешалке, в центре, ведь я не успела отдать ее в тот страшный вечер. Затем перевожу взгляд на девушку. На шее у блондинки притаилась широкая татуировка в виде самолета. Пожалуй, все, что касается неба: звезды, солнце, тучи – все напоминает мне о нем. Без исключений. Пробегаюсь глазами по остальной аудитории. Подхожу к рельсам, вижу странную компанию ребят: они пьют, громко разговаривают, смеются, и продолжаю искать дальше. С этими оторвами у Димы не может быть ничего общего. Наверно. Оборачиваюсь, мечтательно изучаю рост людей, их волосы, одежду, повадки, тембр голоса, и внезапно натыкаюсь на нечто странно. Этот человек стоит ко мне спиной на противоположной стороне. Тоже ждет поезд. Я прищуриваюсь. Мне плохо видно, но все равно сердце замирает: этот парень…, его плечи, волосы, осанка, руки, стойка – все кажется мне безумно знакомым. Разве может один так походить на другого?
Задумчиво бросаю трубку, прячу телефон в карман и двигаюсь в сторону двойника. Шагаю медленно, неуверенно, наверно, потому что отчасти боюсь сойти с ума. Вдруг мне это мерещится? Но едва до парня остается несколько метров, как все меняется. Переворачивается. Взрывается, разлетаясь на тысячи, миллионы, миллиарды частиц, когда-то мучающих все мое тело. Я замираю. Прикрываю ладонью рот, едва сдерживаясь от крика. Глаза распахнуты. Подъезжает поезд, приносит с собой холодные порывы ветра, откидывающие назад волосы, и я в состоянии безумного шока наблюдаю за отражением
– О, господи.
Парень слышит мой голос. Оборачивается. И думаю, мы оба еле сдерживаем равновесие, так как синхронно пошатываемся в сторону.
Я не верю, что вижу его перед собой. Первые несколько минут, мне кажется, я просто сошла с ума. Ведь этого не может быть! Он уехал, Дима уехал, исчез, пропал, испарился!
– Мира.
О, нет. Он настоящий. Голос настоящий! Мои глаза так сильно распахнуты, что становится больно.
– Дима? – покачиваю головой и крепко сжимаю ладонями рот. Дыши, дыши, дыши.
– Я рад тебя видеть, но, – он криво улыбается, пробивая в моем сердце очередную брешь, и нервно добавляет, - я должен спешить.
Что? Он собирается уйти? Хочу закричать, хочу накинуться на него с кулаками и избить до полусмерти так же, как он когда-то избил Артема. И я придумываю речь, и я знаю, что сейчас скажу, в чем его обвиню и как именно гордо вскину подбородок, сделаю вид, будто мне нет до него никакого дела, и попрощаюсь. Но вместо слов, вместо крика, вместо побега, я вдруг срываюсь с места и, не дав парню сдвинуться и на миллиметр в сторону поезда, прижимаюсь к нему всем своим телом. Хватаюсь пальцами за рубашку, вдыхаю его запах глубоко-глубоко, дальше, чем в легкие. В самое сердце.
– Не надо, - говорит Дима, обнимая меня дрожащими руками, - не делай этого.
– О, боже, - не веря, шепчу я, - ты здесь.
Парень моргает и с трудом отрезает:
– Ты должна уйти, Мира.
– Так отпусти, - поднимаю глаза и натыкаюсь на его необычный, родной взгляд, излучающий отнюдь не боль, не жалость, а желание. – Отпусти, если сможешь.
– Не смогу.
– Тогда не прогоняй.
Он молчит. Я тоже. Нам столько хочется сказать друг другу, что мы понятия не имеем, с чего именно начать. Опираясь ладонями о его грудь, поднимаюсь на носочки. Прикасаюсь щекой к его щеке и улыбаюсь:
– Ты настоящий.
– Мира, - он отскакивает назад. – Что ты делаешь? – теперь парень слишком далеко, чтобы можно было говорить о когда-то связывающих нас сильных чувствах. Я уязвленно вскидываю подбородок и отворачиваюсь: что за глупый вопрос. Я обнимаю его потому, что не могу иначе. Разве неясно? – Я должен идти.
– Куда идти? – испуганно спрашиваю я и вновь встречаюсь с Димой взглядом. Тот нервно поправляет волосы, поджимает пухлые, ровные губы, и у меня попросту испаряются все силы для того, что видеть то, что я вижу: видеть его лицо, его одежду, чувствовать его запах. Это слишком. – Мы только увиделись. Почему ты хочешь сбежать? Издеваешься? Я думала, ты уехал!
– Так и есть.
– Тогда, что ты, черт подери, здесь делаешь?
– Приехал к отцу.
Обиженно отворачиваюсь и скрещиваю на груди руки. Не знаю, как говорить, когда внутри все трясется, а слезы просятся наружу. Пытаюсь сосредоточиться, взять под контроль мысли, но не выходит. Меня колотит.
– Как ты?
Поворачиваюсь. Испепеляю парня разъяренным взглядом и переспрашиваю:
– Как я?! Серьезно?
– Отчасти.
– Отчасти? – Нервно покачиваю головой и смеюсь. Это слово – сколько же в нем воспоминаний. Хочется просто выкинуть его из головы, сжечь, как ненужный мусор. Зачем же думать о том, что приносит боль, сводит с ума. Зачем? К чему эти дни, эти недели в моей памяти. – Почему ты пропал?