Если он такой умный, почему он такой мертвый
Шрифт:
Через минуту я уже знакомился с моим непосредственным руководителем. Полковник был грузен и габаритами походил на бывалого матроса шаланды, транспортирующей серебристую кефаль из Греции, где все есть. Петренко тоже обрадовался мне, захлопал по спине и говорил какие-то ободряющие слова. Я понял, что попал в заботливые руки. Тут же мы договорились, что на устройство быта капитану Синельникову предоставляется два часа, затем он возвращается в Управление и начинает службу на благо обновляющего общества. С легким сердцем и адресным предписанием обустроить подателя сего документа я отправился на поиски своего временного, как выразился Степан Викторович, жилья. А что может быть более постоянным, чем временное? И тем не менее, я был доволен. Шел по бархатным приморским бульварам и слышал близкое дыхание невидимого моря. Знакомый йодистый запах водорослей напоминал о прошлом. Адрес обнаружил быстро, что неудивительно: чекист - он и у самого синего моря чекист. Правда, выяснилось, что квартира тому не полагается, а дается служебная площадь в бывшей гостинице "Турист". Меня оформили, как путешественника, и передали в руки инициативной бабы Тони. Та подозрительно осмотрела меня, потом повела к месту проживания.
По коридору, будто по бульвару, бегали мелкие дети и во весь звук политиканствовал телевизор. Неизвестно для чьих ушей, поскольку никого не было перед ним. Я догадался, что враг номер один для меня, помимо мифического Папы-духа,
– Один, - согласился я.
– Граненный.
– Отвечаешь головой. Упрут, вычту в стократном размере.
– Буду хранить как зеницу ока, - пообещал. Потом отправился в ванную комнату, которая находилась, разумеется, в конце коридора. Бреясь и умываясь, вспомнил генерала Иванова тихим сердечным словом. Впрочем, жить и действовать можно, когда есть крыша над головой, койка и личный стакан. Что еще нужно тебе, menhanter?
Через два часа я снова открывал двери Управления. По коридору, облитым горячим светом, торопились на обед сотрудники. У них были ответственные лица, словно турецкие шпионы уже пересекли на шаландах морскую границу. Полковник Петренко скучал в своем кабинете, разгадывая кроссворд. Очевидно, он был уверен в силах вверенных ему подразделений.
– А, проходи-проходи, Синельников. Устроился? Я ответил, что личный стакан и крышу над головой получил и более меня ничего не волнует, кроме, конечно, службы.
– Насчет стакана, Вячеслав, аккуратнее, - крякнул полковник.
– У нас город маленький, да и на жаре водку лучше не пить. Проклятье! Тень легенды нависала за моей спиной, точно скала над морем. Как бы и впрямь не пришлось хлебать тепловатую водочку на обжигающем ягодицы песке - в целях конспирации.
– Зашиваемся, брат, - продолжил Степан Викторович и показал глазами на кроссворд.
– Это для души, а так зашиваемся.
– И принялся крупными мазками рисовать общую картину разложения родного курортного местечка. Оказывается, за броским красочным фасадом для обывательских глаз скрывается свалка, где происходят самые омерзительные процессы: азартные игры, проституция, торговля оружием и наркотиками, дележ собственности.
– Джентльменский набор, - развел я руками.
– Хотели свободы, вот и получили ее в полном концептуальном объеме.
– Да?
– поднял брови Петренко, удивленный моим красноречием. Я понял, что капитану Синельникову лучше так больше изящно не выражаться, а пойти, например, на пляж и там поприставать к загорающим скучающим дамам в мини-бикини.
– Но мы работаем, - сказал полковник, решив, очевидно, что ослышался. Несмотря на трудный переходный период.
– И перебрал кнопки на телефонном аппарате.
– Татарчук, зайди-ка, - и мне.
– Молодой, местный, старается. Придается вам, Вячеслав Иванович, для ориентации, так сказать, на местности.
– Благодарю. Через несколько минут мы познакомились: лейтенант Василий Татарчук оказался крупным добродушным малым под два метра роста. С такими удобно и надежно ходить к берегам турецким: любому нехорошему янычару свернет шейные позвонки, не моргнув глазом.
Для укрепления служебной дружбы мы решили погулять по бульварам и перекусить в местном общепите. Полуденный городок был мил, спокоен и нежен от близкого моря, изредка мелькающего меж панельными домами. Со стороны порта, где гнулись башенные краны, доносился шум трудового дня.
– Работает?
– Так, - передернул плечами юный спутник.
– Сейчас больше передыхает, а вот раньше...
– Мы переглянулись: зачем слова, если и так все понятно без, как говорится, комментариев. Неспеша погуляв по проспекту имени Ленина, я узнал основные злачные места, где можно было поискать объект, интересующий меня: приморский бульвар с пирамидальными тополями и памятником адмиралу Ушакову, казино "Девятый вал", кинотеатр "Волна", несколько летних кафе, танцплощадка при ДК моряков, ресторан "Парус".
– "Парус", как мило, - засмеялся я.
– А что?
– не поняли меня.
– Да так, ничего, - сказал я.
– Лучше скажи, Васек, где здесь можно отдохнуть?
– В каком смысле?
– насторожился лейтенант.
– Культурно, но вечером, - объяснил.
– Людей посмотреть, себя показать.
– Можно, - задумался мой новый товарищ. И я понимал его душевное состояние: мало службам проблем с криминальными элементами, а тут сваливается на голову некая столичная штучка с подозрительными желаниями. Что делать? Доложить руководству или подождать, когда наступит критический час Ч.? Потом мы сели под цветной тент летнего кафе. Волны плескались в глубине залива, покрытым полуденным маревом: паруса темнели у горизонта.
– Пивка для рывка?
– поинтересовался лейтенант.
– Давай рванем, - согласился выпивоха Синельников в моем лице.
– А скажи, Василий, кто тут держит "хозяйство"?
– и многозначительно осмотрелся окрест. Меня поняли: центральная часть принадлежит "ленинцам" - тем, кто живет на проспекте Ленина; пляжи - "нефтяникам": на побережье нефтяные терминалы и рабочий поселок, их обслуживающий; порт - братьям Собашниковым.
– Бьются?
– Не. Раньше было дело, а сейчас - тишь да благодать.
– А чужие?
– Приезжают только на отдых, - ответил лейтенант.
– Не, у нас хорошо, как в раю.
– Как в раю, - повторил я. И мы взялись за бокалы с пенистым холодным пивом. А почему бы и нет? В такую жару братва и все заморские лазутчики тоже дуют приятные напитки и думать не думают о напряженной работе. Через час я уже знал все городские сплетни: Васек Татарчук пользовался уважением и к нашему столику постоянно присаживались аборигены. У них были истрепанные физиономии и судьбы, они пахли тухлой рыбешкой и говорили обо всем и ни о чем. Лейтенант был слишком великодушен и его доверием злоупотребляли. В конце концов я не выдержал и цыкнул на одного из самых бомжевидных прохиндеев: - Пошел вон, дурак!
– Ну, зачем так?
– огорчился мой юный друг, когда бомжик удалился на свалку жизни.
– Это же дядя Ефимов, он меня на самбо водил.
– А меня нет, - огрызнулся. Вот не люблю я маленькие провинциальные городишки: это своего рода резервации, где нельзя укрыться от чужого глаза. В таких местечках вместе с затхлостью обитает смертельная тоска и свинцовый дурман, от которых чахнут души прекрасные порывы.
Хотя здесь все всё знают обо всех - большая деревня, да и только. И это обстоятельство меня должно радовать: если Папа-дух имеет место быть, то общественность укажет кратчайший путь к нему. Разумеется, у меня имеется ориентировочный план действия. Один из главных принципов menhanter: быть хамелеоном, быстро вживаясь в любую среду, а, вжившись, не торопиться. Куда спешить охотнику за "духом"? Пусть жертва нагуляет жирок и уверится, что мир принадлежит только ей. Тут надо признаться, что мне порой не хватает выдержки: я могу наломать дров. И хороших дров. А так - никаких проблем. После того, как тутошний лейтенантик и пришлый капитан нагрузились пивом, то было принято единственное правильное решение: на море. Чтобы снять телесную и душевную притомленность. Мы побрели по сонной набережной с гипсовым
Пивная хмель действовала на меня дурно - я промахал довольно далеко и успокоился лишь тогда, когда понял, что заплыл в нейтральные воды и берег антальский где-то рядом. Лежа на спине, я находился в эпицентре спокойной свободной небесно-водной стихии. Я полностью принадлежал ей - мы были едины. И мне, впитывающему энергию вечного мироздания, было необыкновенно хорошо и надежно, как должно быть хорошо и надежно эмбриону в материнской утробе. Потом - тень, она легка и опасна. Открываю глаза и глотаю соляной раствор: резвая двухпалубная яхта скользит над волнами, оставляя за кормой буруны волшебной феерической жизни. Яхта "Анастасия" идет под парусами, на верхней палубе - прекрасная незнакомка. Она в шезлонге и отсвечивает перламутровым неземным светом, она, точно богиня древней Эллады... тьфу!..
От чувств-с заглатываю очередную порцию морских бацилл и на этом чудное видение обрывается: скрипящая каботажная посудина уходит прочь, а я, восторженный олух, остаюсь болтаться на волнах, как фекалия в центре Макрокосма.
Возвращение на землю было трудным - я устал и неистерпимо жгло лицо, будто в него вцепилась злая мускулистая медуза. Проклятье, что такое?
– Солнце, - резюмировал лейтенант Татарчук.
– Моча хорошо помогает.
– Чья?
– спросил я.
– Моча? Своя.
– Чья, спрашиваю, яхта?
– и кивнул в сторону парусов, заплывающих в портовую гавань.
– А-а-а, - щурится лейтенант.
– Собашниковых, кажись.
– Которые братья?
– уточняю.
– Там на палубе девочка была. Вся такая.
– Тогда точно Собашниковых яхта, - зевнул Васек.
– "Анастасия" называется?
– Да.
– Значит, Анастасия по морю ходит.
– Анастасия?
– Сестра братиков Пети и Феди. Они за нее под могильную плиту любого. Двоих точно положили.
– Ладно тебе врать.
– Что было, то было, - обижается за мифологию родного края. Я плюнул на себя и поднялся на ноги. На вопрос спутника, куда отправляюсь, ответил правду: за народным средством, способным снять с лица ожог - ожог, так похожий на любезный поцелуй медузы.
Я люблю южные ночи: на небе алмазные копи звезд, под ногами плеск дегтярной морской субстанции, в душе - общее рафинадное томление от предчувствия нежданной встречи с прекрасной незнакомкой. А то, что эта встреча состоится сомнений у меня нет. Во-первых, интуиция, во-вторых, куда может пойти вечером первая прелестница приморья? Верно, либо в кинотеатр "Волна" на последний сеанс, либо на танцплощадку, либо в ресторан "Парус" пить боржоми. Фильм был старым, на бетонном пятачке ДК моряков проводили вечер для тех, кому за тридцать, оставалось питейное заведение с культурной программой и лабухами в тельняшках. Мы, капитан Синельников и лейтенант Татарчук, выполняя служебный долг, заняли столик на двоих и за приятельской беседой и бутылочкой уксусного местного винца вели наблюдение за праздной публикой. Лицо мое пылало, как неисправный семафор с рубиновым глазом на железнодорожном переезде, что никак не портило праздничного настроения отдыхающему люду. Публика была самая разная: от аристократических курортников в дешевой парусине до миролюбивых биндюжников с золотыми цепями. То есть мир вокруг был гармоничен и поделен по справедливости. Мне оставалось только сидеть, цедить винный уксус, любоваться галопирующими мясистыми тетками и ожидать интересных событий.
Прекрасная незнакомка появилась из ниоткуда, из омута ночи, из смутных сновидений. В ее красоте была некая интрига: контрастное сочетание светлых волос с разлетом угольных бровей создавало впечатление, что ее славянская бедовая прапрабабка вовсю флиртовала с неким пришлым любвеобильным сыном Эллады, штормовые волны которого кинули на камни Херсонеского мыса. Девушка чувствовала свою магическую притягательную силу и смотрела на незначительный мир весело и дерзко. За ней двигался юный качок, выполняющий роль телохранителя. Я улыбнулся провинциальным забавам: право, все дурное - в жизнь! К Анастасии приблизилась коренастая молодая морячка. Была не в меру загорелая и в белом, облегающем фигурку платье. Подружки картинно облобызались, оживленно пощебетали на ходу о чем-то своем, девичьем. Потом морячка в белом поспешила на выход, а юная прелестница села за отдельный ажурный столик - и в томительной атмосфере ресторации возникло ощущение искрящегося праздника. Лабухи еще радостнее ударили по фанерным гитарам, вспенилось крымское шампанское, мятые курортники застеснялись самих себя, а их крупнозадые дамы надули губки, видимо, решаясь на темпераментную нетрадиционную любовь в ночных древних папоротниках. Через несколько минут я обратил внимание на странное обстоятельство: прекрасную Анастасию никто не приглашал на танец. Я задал естественный вопрос лейтенанту: в чем дело, товарищ, неужели нет желающих помацать такую красоту?
– Были такие, - признался.
– И что?
– Им ноги вырвали.
– И что?
– И кое-что еще.
– И что?
– Иди ты...
И я пошел... приглашать юное пленительное создание на танец. А почему бы и нет? Во-первых, должен же я оправдывать высокое звание столичного ловеласа Cинельникова, во-вторых, любовь с первого взгляда у Алекса Стахова, в-третьих, надо диктовать обстоятельствам свои условия, а не ждать у моря погоды. То есть своим безответственным поведением я нарушал не только все принципы mаnhanter, но и посягнул на самое святое, что есть в провинции - на патриархальные, скажем так, устои. Мой выход на освещенную сцену приморского театришка вызвал фурор, замечу без ложной скромности. Все взоры обратились к умалишенному в сандалиях на босу ногу и с обжаренными, как пирожки, щеками. Делая вид, что ничего ужасного не происходит, я приблизился к столику, шаркнул ногой и пригласил приморскую принцессу на танец. Та с приятным недоумением подняла на меня чудные глазища, впитавшие в себя всю свежесть южной растительности, и тем не менее протянула руку: - Вы меня?
– улыбнулась.
– Вас, - и показалось, что мне лет сто, если не более того. Пока публика приходила в себя, а телохранитель прелестницы давился импортным мороженым, мы с зеленоглазой красавицей кружили в вихре соблазна и мило флиртовали.
– А мы уже встречались, - наступал я.
– Не помню.
– В море.
– У вас яхта?
– Нет, я сам по себе, - и кратко изложил историю нашей нечаянной встречи в нейтральных водах.
– А я вас не заметила, - рассмеялась.
– В следующий раз буду подавать звуковой сигнал, - пообещал.
– А зачем?
– усмехнулась.
– Ваше лицо, точно красно солнышко, заметно на многие мили.
– Очень приятно, - горячился.
– Вячеслав Иванович, - представился.
– Можно Славик.
– Анастасия, - было такое впечатление, что под моими руками проходят воздушные потоки, прозрачные и чистые.
– А вы на отдых, Славик? Или на работу, Вячеслав Иванович?
– Скорее второе, чем первое.
– Ой, какой бедненький...