Шрифт:
Annotation
Что может быть интереснее и увлекательнее, чем исследование человеческих чувств, их оттенков и предельных проявлений? Любви — от романтического увлечения до мании, убийственного желания безраздельно обладать предметом своей страсти. Ревности — от страха потерять любимого до… До каких же пределов она может дойти? Марк Эдвардс исследует, запутывает, мистифицирует и держит читателей в напряжении до самого конца романа.
МАРК ЭДВАРДС
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Глава двадцать восьмая
Глава двадцать девятая
Глава тридцатая
Глава тридцать первая
Глава тридцать вторая
Глава тридцать третья
Глава тридцать четвертая
Глава тридцать пятая
Глава тридцать шестая
Глава тридцать седьмая
Глава тридцать восьмая
Глава тридцать девятая
Глава сороковая
Глава сорок первая
Глава сорок вторая
Эпилог
Послание от автора
Благодарности
Об авторе
notes
1
2
3
4
5
6
МАРК ЭДВАРДС
ЕСЛИ ОНА ПОЛЮБИТ
Посвящается Арчи и Харри
Глава первая
— Посмотрите вверх.
За последние три месяца мои глаза проверяли множеством различных инструментов, оттягивали веки и корректировали лазером. На них воздействовали ярким светом и облучением, потоками воздуха и жидкостями. Их рассматривали, обсуждали, в них вторгались, приказывали закрывать и открывать. Они выдержали почти все, что только можно вынести. Поэтому, когда медсестра попросила меня посмотреть вверх, чтобы закапать лекарство, и предупредила, что будет немного щипать, я… ну, я уже не дергал веками и не жмурился. Ничего особенного.
Однажды летней ночью я почти ослеп. Лишь мастерство хирурга в офтальмологической больнице Мурфилдз, где я теперь находился в ожидании очередного осмотра, буквально спасло мне зрение. Тогда, после экстренной операции, проведенной в два часа ночи, мне сказали, что левый глаз вряд ли полностью восстановится. Но когда это все же произошло, я принял исцеление как первый знак того, что удача наконец повернулась ко мне лицом.
Второй знак — по крайней мере, так я думал в те пьянящие первые дни наших отношений — встреча с Чарли.
* * *
В
Мне некого было попросить пойти со мной. Я был фрилансером, так что не имел коллег. Сестра Тилли была моим единственным здравствующим родственником, если не считать тетю и дядю в Сассексе, которых я не видел уже много лет, а личной жизни у меня тоже не было. Полагаю, я мог бы обратиться за помощью к подруге Саше, но она была занята — ей пришлось бы брать выходной, а я не хотел причинять ей неудобства.
Трудно признаваться в этом даже самому себе, но я чувствовал если не тоску от одиночества, то, по крайней мере, усталость от душевной пустоты. Дни и недели, последовавшие за операцией, я сидел на диване, пытаясь не жалеть себя и не воображать, как хорошо было бы, если бы кто-то ухаживал за мной. Вот не разъехались бы мы с Харриет, то была бы у меня хоть соседка по квартире, а уж если бы родители были живы… Я презирал жалость к себе, но в те дни, когда мне приходилось спать сидя, а ориентация в пространстве была настолько нарушена, что я не мог свободно перемещаться по палате и тем более выйти на прогулку, мне необходим был рядом человек, вместе с которым я мог бы посмеяться, в сотый раз наткнувшись на журнальный столик.
Теперь мне стало гораздо лучше, но сердце по-прежнему сжималось от боли при попытках уговорить самого себя, что я ни в ком не нуждаюсь и что мне нравится одиночество. Мне нужен был близкий человек, друг — я хотел разговаривать, заниматься сексом, любить и чувствовать себя любимым — и я был на грани того, чтобы искать знакомства в интернете. Вот так взять и принять «новогоднее решение», в следующем году непременно найти кого-нибудь.
Я взял со столика газету, перелистал ее. На четвертой и пятой страницах помещалась история, анонсированная на первой: большая часть страны с мрачным интересом следила за перипетиями судебного процесса над Люси Ньютон, помощницей по уходу в доме престарелых, которую обвинили в убийстве восемнадцати подопечных.
Темный Ангел — так называли ее таблоиды — стала вторым по известности современным британским серийным убийцей, новым Гарольдом Шипманом. Привлекательная, стройная, невозмутимая, вероятно, психопатка, она была настоящим подарком для редакторов газет; существовали десятки сайтов, на которых ее сторонники и хулители горячо спорили о ее вине или невиновности. Но пока я читал ее показания, в которых она утверждала, что ее настраивала на злодейства бывшая соседка, капли начали действовать, мои зрачки расширились, и я уже не мог сосредоточиться на тексте или даже отчетливо разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки.