Если сердце верит
Шрифт:
— Испугалась? — спросил Джон от двери. Он сразу догадался, о чем думает Лили, глядя на эту выставку. А его служебное фото? Для того, кто хотел завоевать ее доверие, это полный провал. Знай Джон об этом визите заранее, он изменил бы интерьер.
Лили бросила на него тревожный взгляд, заставивший его еще больше пожалеть о своей оплошности. Сейчас, без больших очков, лицо ее казалось совсем беззащитным, в глазах застыл неподдельный страх. И хотя одета Лили была совсем иначе, чем при первой встрече, но выглядела такой
Джон бросил на стол большой коричневый пакет из плотной бумаги:
— Эссе и стихи студентов, — пояснил он. — Я стараюсь напечатать некоторые из них. Потом надо будет рассортировать и отобрать лучшие.
Лили взглянула на два пустых стола:
— А где же твои помощники?
— Какие помощники? Есть только Дженни.
— Тогда почему три стола?
— Для каждого вида работ — свое место. — Джон указал на каждое из трех. — Редактирование, верстка, распространие. В каждом из городов, где продается наша газета, — по одному корреспонденту. Время от времени кое-что подбрасывают авторы со стороны. Но никто, кроме меня, тут не работает. Просто никто не делает так много, чтобы получить на это право.
Лили подошла к фотографиям гагар.
— Это ты сам делал?
— Все до одной, — с гордостью подтвердил Джон. Ради этих фотографий он, бывало, часами просиживал на озере, сначала стараясь подгрести поближе к птицам, а потом, припав к визиру, ожидал момента, чтобы щелкнуть затвором. — Тут несколько прошлогодних, но большая часть — совсем новые.
— А печатал тоже сам?
— Конечно. Вот преимущество моего места работы: внизу, в подвале, есть подходящая темная комната.
Лили переходила от снимка к снимку. Тут висело около дюжины фотографий, сделанных в разное время дня и при разной погоде. Лишь один кадр с гагарой на гнезде был сделан на суше. Все остальные — сняты с воды: и охорашивающийся селезень, и парочка, оставляющая за собой на воде волнистый след, и семейка с утятами. На одной фотографии был птенец всего часу от роду. На другой — двое детенышей, катающиеся на спине своего родителя.
Джон тоже подошел к стене, чтобы еще раз взглянуть на свою работу поближе.
— Это одна и та же пара? — спросила Лили.
— Полагаю, да. — Джон показал на двух соседних снимках короткие белые полоски вокруг шеи одной из птиц. — Два разных года, но один и тот же маленький дефект оперения. Вот. Кажется, что у него тут шрам, который не позволяет нормально расти перьям.
— У него?
— Да, я так думаю. Он больше. По другим признакам не сориентируешься. Они по очереди несут родительские заботы, сменяя друг друга на гнезде и ловя рыбу. В общем, я знаю, что это самец, — подтвердил Джон и указал на другие снимки. — Это снято в апреле, во время моей первой весенней фотоохоты в прошлом году. Видишь, снова та же отметина на шее? Самцы обычно прилетают на неделю-две раньше своих подруг и подыскивают место для гнездовья. Я, правда, не знаю, каждый ли год подруга одна и та же. Гагары моногамны в течение всего брачного периода,
Макушка Лили едва доставала Джону до подбородка. Блестящне завитки темных волос местами выбились из-под кепки и прикрывали ямочку на затылке. Козырек не позволял ему видеть глаза Лили, но зато он слышал ее тихий голос.
— Когда я была маленькой, — сказала Лили, — общественность сильно тревожило сокращение популяции гагар.
Джону в детстве было наплевать на гагар. Он уехал из Лейк-Генри как раз перед первым всплеском природоохранной активности, но позднее немало читал об этом.
— Да. Их количество уменьшалось. Озабоченность росла. Потом, наконец, люди поняли, что урон наносят большие катера и водные лыжи. Для гагар это слишком шумно. Спугнут птицу с гнезда — погибнет вся кладка. Взбаламутят ил на дне — гагара не поймает рыбу, поскольку видит лишь в чистой воде. Поднимут слишком большую волну — яйца смоет в воду прямо из гнезда. Тогда водные лыжи совсем запретили, а скорость моторных лодок ограничили. И вдруг — о чудо! — численность птиц восстановилась.
Когда Лили, запрокинув голову, посмотрела на него, что-то внутри Джона так и екнуло. Взгляд ее был мягким, как и голос. Он никак не ожидал этого.
— Хорошо, чтобы все проблемы в жизни решались так просто и легко, — переведя дух, сказал он.
— Какие прекрасные создания.
— Да. — Джон не мог отвести глаз от ее лица. Оно было не менее прекрасно.
— И какие чудесные фотографии, — добавила Лили.
Сердце его забилось быстрее.
— Благодарю.
Вдруг глаза Лили стали тревожными.
— Ты говорил, будто у тебя есть какое-то оружие… Что ты имел в виду?
На какой-то миг Джону показалось, что он мальчишка и сходит с ума по девчонке, которая без ума от кого-то другого, а у него просит совета. Его словно ударили. Джон не назвал бы свой замысел предательством… Скорее уж досадной необходимостью смешивать деловые отношения с личными. Но вся эта игра называлась именно так — «дело». И, собравшись с духом, он героически начал:
— Терри Салливан известен страстью к сочинительству. Это никому пока не удалось доказать, поскольку он очень хитрый. Этот человек легко втирается в доверие к высокопоставленному лицу, способному защитить его. Но при этом многие, хотя и не занимают высоких постов, видят Терри насквозь.
— Но почему он так поступает?
— Амбиции. Жестокость. Жадность.
— И злой умысел?
— Я постоянно думаю о злом умысле, — сказал Джон. Он знал, к чему клонит Лили. «Умысел» — вот волшебное слово, подходящее для суда. — Совершенно очевидно, что он состряпал этот скандал из мести. Ты не знаешь всей его подноготной, так что вряд ли Терри затеял все это из-за тебя. Личный секретарь Россетти утверждает, будто кардинал тоже незнаком с Терри. Поэтому я решил подойти к делу с другой стороны. На сегодняшний день у меня есть целый список случаев, когда Терри Салливан демонстрировал полное презрение к правде.