Если в сердце живет любовь
Шрифт:
— Папа не умел любить никого, кроме самого себя. Я молчу, потому что уже не раз спорила с Лидией по этому поводу. Легкий ветерок шелестит в кронах эвкалиптов, и до нас долетает терпкий аромат.
— Парень, похоже, больше не хочет оставаться в стороне. — Она показывает на Бретта, который в эту минуту учит Тэкери отбирать у соперника мяч.
Я вздыхаю. Понятия не имею, чего хочет и чего не хочет Бретт. Он появился слишком неожиданно.
— Ты еще не рассказала, как живешь в Нью-Йорке. Рядом кто-нибудь есть? — спрашиваю, чтобы сменить
Лидия улыбается:
— Нет, мужчины в моей жизни нет. Зато есть красивый кот Тео. — Она затушила окурок. — Ну и, конечно, успешный ювелирный бизнес. Дел хватает.
— Видела твои украшения в журнале «Стайл». Лидия скромно кивает.
— Похоже, их теперь носят все.
— Да, звезды интересуются, а заодно делают неплохую рекламу. На днях ко мне в магазин приходила Гвинет Пэлтроу. Вот, — она расстегивает и вынимает из ушей длинные серьги: сияющие кристаллы в виде черепа и скрещенных костей, — это тебе.
— Твой дизайн?
Сестра кивает, и я живо ощущаю гордость автора.
— И часы тоже?
— Да.
— Как красиво! Понятия не имела, что ты такая талантливая.
Лидия смотрит долгим взглядом, как будто пытается без слов открыть какой-то важный секрет.
— Понадобилось немало времени, чтобы понять, кто я и на что гожусь. — Она хочет сказать что-то еще, но в эту минуту к нам подходят Бретт и Тэкери. Мы обе встаем с качелей. — Ну, теперь моя очередь поиграть с племянником, — громко заявляет Лидия и шепотом добавляет: — А тебе, кажется, есть что обсудить с его отцом.
Она наклоняется, чтобы посмотреть Тэкери в глаза, знакомится и очень серьезно просит показать сад.
— Чудесный мальчишка, — говорит Бретт, едва они уходят. — Ты молодец, хорошо его воспитываешь.
Наступает моя очередь гордиться успехами. Быть матерью на самом деле не так легко, как пишут в книжках. Слегка улыбаюсь и, чтобы показаться беззаботной и равнодушной, маленькими глотками пью вино.
— Спасибо, — продолжает Бретт.
— За что именно? — уточняю я. Гнев возвращается. — Спасибо за то, что взяла на себя ответственность, пока ты… — Я заставляю себя замолчать.
— Спасибо за то, что сумела стать такой замечательной мамой, и за то, что позволила увидеть сына, — спокойно поясняет Бретт. — Для меня это очень важно. — Он долго молчит, а потом искренне продолжает: — Важнее, чем ты можешь представить.
Бретт смотрит вдаль задумчиво, отстраненно, и я впервые осознаю, что с ним что-то произошло. Не могу сказать, что именно, но ясно вижу, что человек изменился. Изменился серьезно и глубоко. Куда-то исчезли и самомнение, и заносчивость.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Что «зачем»? — Он недоуменно поворачивается.
— Зачем после стольких лет тебе внезапно потребовалось познакомиться с Тэкери?
— Все равно не поймешь, — тихо отвечает он. — Просто не сможешь понять. А уж тем более не сможешь простить — после всего, что я натворил.
Молчание длится вечно. Мне слегка не по себе. Тэкери и Лидия
— Я кое-что тебе принес, — осторожно, словно с опаской произносит Бретт и опускает руку в карман брюк. И в голосе, и в движениях чувствуется сомнение. Он уже не так уверен в себе, как прежде. — Вот. — На раскрытой ладони лежит маленькая коробочка.
С первого взгляда узнаю кольцо. Изящное, с семью бриллиантами. Мое обручальное кольцо — я швырнула его, когда застала Бретта в объятиях Консуэлы Мартин.
— Может быть, напрасно стараюсь, но почему-то хочется, чтобы оно вернулось к тебе. Это же твое кольцо, — почти шепотом поясняет Бретт.
Я держу коробочку на ладони и не знаю, что сказать.
— А вот второе, свадебное, я так и не нашел. Да, впрочем, вряд ли оно тебе потребуется.
— У меня теперь другое, — говорю я и показываю руку с двумя подаренными Адамом кольцами: одно из них с огромным бриллиантом.
— Конечно, — обреченно соглашается Бретт.
— Не могу принять. — Закрываю коробочку и протягиваю Бретту. — Не имею права.
— Значит, сохрани для Тэкери, — настаивает он.
С дорожки доносятся голоса. Кто-то громко прощается. Я теряюсь в сомнениях.
— Пожалуйста, — просит Бретт. — Для меня это очень важно.
— Не могу.
— Можешь. Если для Тэкери, то можешь. Аргументы заканчиваются.
— Хорошо, если для Тэкери, то возьму. — Кладу коробочку в карман.
— Пойду, пожалуй, — говорит Бретт и медлит, как будто хочет поцеловать. И на одну крошечную, самую крошечную долю секунды я готова обнять его и поцеловать в ответ. И тогда все снова станет как прежде. Но о чем я думаю? Надо срочно повернуться и уйти. «Повернуться и уйти», — командует внутренний голос.
— Что ж, прощай, — холодно говорю я и твердым шагом направляюсь в сторону дома. И о чем только я думала?
Глава 18
В шестнадцать лет я победила в конкурсе на лучший рассказ. Дело было в средней школе Беверли-Хиллз. Конкурс считался региональным, и шедевр напечатали в местной газете. Впервые в жизни мне удалось одержать победу и вообще добиться успеха в школе, а потому папа отнесся к событию в высшей степени серьезно. Пригласил меня в ресторан, признался, что очень гордится успехами дочери, и показал газету с рассказом всем друзьям и знакомым. Папа всегда поддерживал наши творческие порывы.
Потом позвонила журналистка. Сказала, что их редакция прочитала рассказ и просит меня дать интервью. Я, разумеется, согласилась. Папа всегда давал интервью после выхода нового альбома. А мне не терпелось поговорить о своей работе.
Журналистка пришла к нам домой, и я повела ее во двор, где приготовила чай со льдом. В жизни она оказалась моложе, чем по телефону, и одета была соответственно: мини-юбка, туфли на шпильках.
— А твой отец дома? — поинтересовалась она, чересчур откровенно заглянув в дом.