Если завтра не наступит
Шрифт:
– Нет, – тихо ответила Тамара.
– Что же тут непонятного?
– При чем тут глаза лани?
– Сам не знаю, – смутился овладевший собой Бондарь.
Ему было стыдно за свой порыв, но полным идиотом он ощутил себя чуть позже, когда Тамара приблизилась, чтобы обдать его ухо горячим дыханием.
– Вы не должны были срываться, – быстро прошептала она. – Нас подслушивают. Потому-то я и решила вас выставить. От греха подальше.
Бондарь скосил глаза на дверь. Стоящая к нему вплотную Тамара кивнула. «Хорек?» –
«Он самый». – Она утвердительно опустила густые ресницы.
«Не беспокойтесь, во всем положитесь на меня». – Ободряюще подмигнув Тамаре, Бондарь бесшумно крутнулся волчком и так же бесшумно скользнул к двери.
Застигнутый врасплох Гоги открыл рот, чтобы позвать на помощь, но ничего из этой затеи не вышло. Проклятый русский, неожиданно вырвавшийся из Тамариной коморки, был стремителен и беспощаден, как разящий удар молнии. Последнее, что успел увидеть Гоги, это странный жест нападающего, выставившего большой палец, как если бы желающего сказать этим: «Все хорошо, все отлично!»
Ничего хорошего не произошло, совсем наоборот.
Большой палец русского вонзился под ухо Гоги, произведя в его дернувшейся голове нечто вроде обвала. Мысли, обгоняя друг друга, обрушились куда-то вниз, сменившись полным мраком. Ни слов, ни желаний, ни потребностей в этом мраке не было. Обмякший Гоги позволил подхватить себя под мышки и затащить в комнату, где его усадили на стул, которого он под собой не ощущал.
– Теперь я вижу, что вы действительно из ФСБ, – сказала слегка побледневшая Тамара.
Бондарь, ощупывавший пульс шпика, задумчиво посмотрел на нее и предложил:
– Давай на «ты», раз уж так вышло.
– Как?
– Мы сообщники.
– Это не повод, – отрезала Тамара, отводя глаза.
– А какой нужен повод?
– Любовь.
Бондарь выронил безжизненную руку Гоги, ударившуюся об пол:
– Что ты сказала?
– Вы!
– Ладно, что вы сказали?
– Когда погиб Павлик, – медленно произнесла Тамара, – я дала себе слово не сходиться близко ни с одним мужчиной, который ему хоть в чем-то уступает.
– Никто о близости не говорит, – буркнул Бондарь, поднимая руку Гоги.
– Вы не дослушали. Единственный мужчина, с которым я на «ты», это мой отец. Следующим будет тот, кого я сочту достойным для того, чтобы лечь с ним в постель, и никто другой. – Спрятав руки за спину, Тамара добавила: – Но этого, по всей вероятности, не произойдет уже никогда.
– Вы слишком сильно любили Павлика?
– Живого – не слишком. Мертвого – обязана любить. Ему теперь все равно, а мне нет. – Переплетенные Тамарины пальцы хрустнули. – Иначе я бы чувствовала себя полной дрянью.
– Вы самая замечательная женщина, о которой может мечтать мужчина, – искренне
– Ах, оставьте, – поморщилась Тамара. – Лучше придумайте, как быть с нашим редакционным хорьком. Он осведомитель тайной полиции. Очухается и побежит докладывать своему начальству.
– В Грузии есть тайная полиция?
– Было бы странно, если бы она не появилась. Но об этом потом. Давайте что-то решать с этим…
Тамара брезгливо кивнула на всхрапывающего Гоги.
– Есть несколько вариантов, – сказал Бондарь, на лице которого появилось пугающе жестокое выражение. – Я могу припугнуть хорька, но не могу гарантировать, что он будет держать язык за зубами достаточно долго.
– Не годится, – покачала головой Тамара. – За сотрудничество с российскими службами у нас наказывают очень строго. В лучшем случае люди попадают за решетку. Но чаще они просто исчезают.
– А если исчезнет этот сексот?
– Нет-нет! Это исключено!
– Беда с вами, благородными и порядочными, – вздохнул Бондарь. – Жалостливые вы очень. Вот почему добро никогда не победит зло. Оно не способно действовать так же беспощадно. Все добрые начинания губятся милосердием и моральными соображениями.
– Ну и пусть! – быстро сказала Тамара. – Добро на то и добро, чтобы отличаться от зла. Иначе грань между ними сотрется.
– Не знаю, как насчет мифической грани, а вот человеческая память…
– При чем тут память?
– Она стирается, – пояснил Бондарь, отодвигая стол и стулья, чтобы уложить пленника на пол. – Существуют способы устроить человеку амнезию.
– Он потеряет память? – ужаснулась Тамара. – Навсегда? Ты хочешь превратить Гоги в идиота?
– Амнезия бывает полная и частичная. Все зависит от степени повреждения клеток мозга. И от области воздействия.
– Ты так спокойно рассуждаешь об этом…
– Ты тоже не выглядела взволнованной, когда говорила про то, что ждет тебя в том случае, если о наших отношениях узнает тайная полиция, – заметил Бондарь, изучая на ощупь висок Гоги.
– Никаких отношений нет! – заявила Тамара, опустившись на стул.
– Будут.
Это прозвучало слишком безапелляционно, чтобы стерпеть.
– С чего ты взял? – вскинула голову Тамара.
– Мы перешли на «ты», разве ты не заметила?
– Случайность!
– Вся наша жизнь состоит из цепи случайностей, – философски обронил Бондарь, после чего резко сменил тон. – Выгляни в коридор. Будет обидно, если нам помешают.
– Все уже разошлись, – сказала Тамара, бросив взгляд на часы. – Пятнадцать минут десятого. В такое время я одна засиживаюсь в редакции.
– Не считая пронырливого хорька…
– И вахтера. Он заступает на дежурство в девять.
– Я тебя не скомпрометирую, – пробормотал Бондарь, приводя в чувство постанывающего Гоги. – Выберусь через окно.