Если женщина просит
Шрифт:
– А теперь слушай меня, санитар каменных джунглей. Позавчера ты нашел возле арки, со стороны дороги, там, где стоят мусорные контейнеры, сотовый телефон и дорогой органайзер. Ор-га-най-зер. Книжечка такая кожаная с застежкой. Ты нашел их и продал кому-то. Скупщику, наверно. И на полученные деньги пьянствуешь уже второй или третий день. Так все было? А? – И он тряхнул дворника так, что брюки последнего, и так державшиеся на честном слове и на одной полуоторванной, изнемогающей под тяжестью брюха Макеева пуговице, поехали вниз, открыв трусы в цветочек
– В-вы… выпусти! – прохрипел Макеев. – У меня эта-а… астма!.. Больно же!
Алексей выпустил дворника и, легонько хлопнув его ладонью по затылку, произнес:
– Извини. Хотя астмы я у тебя что-то не заметил. Скорее другое заболевание на букву «а». Ну так как? Продал телефон и книжечку?
– Да. Телефон нашел. Продал. А книжечки не было. Не было… книжечки.
Алексей наклонился к нему и, проникновенно глядя прямо в глаза, произнес:
– Значит, телефон находил, а книжечку – нет?
– Да… то есть нет, – пробормотал дворник, растирая горло. – Я телефон отнес Лыкову. Он у меня покупает иногда.
– Скупщик. Понятно. И за сколько же ты загнал телефон, а, гражданин дворник?
– За полторы, – поспешно ответил тот, надеясь, что предельная откровенность избавит его от неприятностей. – А книжечку я точно не находил. Коричневая, да? Знаете что… я мог замести ее в кучи. Я тогда листья в кучи сметал, готовился их сжигать. А потом дождь пошел. Вот они до сих пор там и лежат. Может, в кучу замел, а?
И он мутно посмотрел на Каледина и потянулся за бутылкой.
– Ты вот что, виртуоз метлы, – сказал Алексей, – ты эту книжечку поищи. Очень внимательно.
– Рыжая она такая, – подала голос от дверей комнаты Аня. – Светло-коричневая то есть.
Макеев воззрился на нее так, словно увидел зеленого черта, вызываемого чрезмерным потреблением алкоголя.
– М-м-м…
– Много там куч-то? – спросил Алексей.
– Д-да, много.
– Так вот, слушай, как говорится, сюда. Сейчас уже темнеет. Искать поздно. А завтра ты проснешься, протрезвеешь и скажешь: пусть жизнь осудит, пусть жизнь… ладно, – оборвал очередную цитату из Высоцкого Алексей. – Завтра встанешь, хорошо опохмелишься… на! – и он вложил дворнику в руку полтинник, – а потом тщательнейшим образом переворошишь все кучи листьев около арки. Ни одного листика не пропусти, понял? Если найдешь – отблагодарю.
– На ящичек дашь, начальник? Ну… тады на десять литров спирта? – оживился дворник. – Тогда мы мигом каждый листик… найдем вашу книжечку. Мигом. И Антошку рекку… ректу… рекру-ти-ру-ю.
– Найдешь – тогда и разговор будет, – сказал Каледин. – Завтра свяжемся. Телефон есть? Нет? А в этой квартире? Тоже? Ну ладно… я приеду завтра к обеду. У вас обед, надеюсь, не как у англичан – в семь вечера?
– Не-е, – прохрипел Макеев, ревниво толкая в пухлый бок глазеющую на Алексея бабенку. – Нормальный у нас обед. В час дня.
– Это радует. Ну что, Анечка. Пойдем. Поисковая установка гражданину дворнику дана.
От
– Куда же мы теперь? – спросила Аня, когда они вышли из арки и направились в сторону дороги ловить такси. – Только не говори, что к тебе в гостиницу.
– А я этого и не скажу. Потому что мы едем совсем в другое место. В гости к одному моему хорошему знакомому. Он вчера приехал в город. Я думаю, он сможет тебе помочь. Да и мне… – Аня не видела лица Алексея, но была уверена, что в этот момент его лицо прорезала недобрая улыбка, – да и мне тоже.
И через минуту Каледин и Аня Опалева уже ехали в попутке в сторону Заводского района города.
Алексей попросил высадить их неподалеку от высокого, украшенного элементами новорусской архитектуры, как-то: арочными окнами, балкончиками, колоннами, одноподъездного дома. Дом стоял возле большого парка, и подход к нему вел через литые чугунные ворота в ограде, которой был обнесен этот фрагмент парка.
– Куда это ты меня ведешь? – тихо спросила Аня, которой совершенно неожиданно пришла в голову мысль, что Алексей доставляет ее, как говорится, в лучшем, упакованном виде, прямо в лапы Тиграну или Андронику.
Да и Дамир, как оказалось, ненамного лучше.
Аня старалась отогнать от себя эту мысль, но всякий раз она возвращалась и назойливо крутилась в мозгу, словно упорный шмель возле облюбованного им цветка. Она покосилась на Алексея, и ей показалось, что его губы сложились в едва заметную, предательски тонкую ироничную улыбку.
«Глупость… нервы, – подумала Аня. – Но почему глупость? Чем он лучше Дамира? Чем? И вообще – всем этим мужикам надо одно…»
Она снова посмотрела на Каледина краем глаза: тот шел спокойно и размеренно, и во всей его фигуре чувствовалась полнокровная, властная уверенность – то, чего раньше, и в Текстильщике, и совсем недавно, в «Белой горе», Аня в нем не замечала.
И тут она вспомнила, что у него гораздо больше оснований ненавидеть Андроника, Вайсберга и Тиграна, чем у нее, Ани. Что эти люди убили его отца, сгноили в нищете мать и его самого исковеркали страхом и унижением.
Неловкость за предательские мысли прожгла ее. Нет. Ему надо верить. Если не ему, так кому же?
– Тебе там понравится, – сказал Алексей. – Там гораздо уютнее и – главное – безопаснее, чем у бабки. Двухуровневая квартира… мы расположимся, как короли.
– Нам еще ехать на Крестовский пустырь, – напомнила Аня. – Быть может, мы будем благодарить судьбу, что туда поехали.
– Или за то, что не поехали, – сказал Алексей, набирая номер квартиры на домофоне подъезда. – Ну, хорошо… Я думаю, что мой знакомый нам поможет.