Если женщина просит
Шрифт:
И после этого он повел себя совсем уж странно.
Вадим, лихорадочно распахнув дверь – Алексей даже не успел отреагировать, – буквально вывалился из салона.
– Э-э-э… э! – рявкнул Каледин. В лобовом стекле, к которому предательски лип туман, метнулась широченная спина Вадима. Алексей вскинул «каштан», но не успел нажать на курок, потому что Вадим внезапно поскользнулся, мгновение балансировал, стараясь удержать равновесие, а потом упал спиной на землю. Он ударился затылком о бордюр, по телу пробежала короткая конвульсия, руки разметались
Негромкого хлопка, прозвучавшего секундой ранее, никто не услышал: рванувший по земле ветер кувырнулся в пологе снежинок, завил их столбом, глотнул тумана и глухо закашлялся, подхватив ускользнувший от уха Дамира и Алексея звук, едва различимый звук выстрела, который, однако, стал смертным приговором для личного телохранителя и шофера хозяина «Аттилы».
Дамир так и подскочил на месте и заорал:
– Ваа-а-адик! Твою мать… Ва-а…
И тут сбоку скрежетнул неистовый визг тормозов, а потом застрекотали сухие автоматные очереди.
– Ва-адик!!!
Дамир рванулся из машины, Алексей, чувствуя, как наливаются предательской слабостью ноги, последовал его примеру. Возле него буквально из асфальта выросли несколько фигур, и Алексей вскинул «каштан», чтобы стрелять, и уже нажал было на курок, но тут его сильно толкнули в спину, он упал грудью на бордюр и почувствовал, как вдавились и жалобно хрустнули ребра.
Палец конвульсивно вжался в курок до упора, и очередь ушла сначала в заплывшее белым киселем небо, а потом раскроила чье-то черноусое горбоносое лицо, выросшее над Калединым.
Алексей, пытаясь прийти в себя и скоординироваться, перевернулся, вскинул глаза и тут же получил такой удар прямо по голове, что ему показалось: белое саратовское небо, безжалостно зажатое крышами домов, заострилось холодными клинками звезд, и эти клинки, звеня и переливаясь, вонзились ему в череп.
И тут полыхнуло.
Жуткая раздирающая боль полоснула Алексея по вискам и глазным яблокам. И он, прежде чем потерять сознание, увидел все сначала, все, что мгновение назад произошло: вывалившегося из салона джипа Дамира, прикрывающего голову руками, словно надеясь, что эти руки закроют его от пуль. Но он тут же попал под ураганный автоматный огонь и, переломившись, рухнул на землю.
Над трупом Вадима вырос тот самый высокий усатый гибэдэдэшник и, вынув из форменной куртки пистолет «ТТ» с навинченным на него глушителем, произвел контрольный выстрел в голову водителя.
А потом вдруг сквозь снежинки, которые то фонтанировали, как белая кровь из перерезанной артерии, а то вдруг останавливали свое безумное движение, сквозь эту бешеную круговерть проступили два темных крыла, а между ними – белое, бескровное лицо Ани с двумя черными провалами вместо глаз…
Бабочки. Белые бабочки октября. Опаленные снегопадом.
Анечка. Опале…
Алексей рванулся, протянул скрюченные пальцы, чтобы найти, достать, коснуться
И – белые бабочки завороженно полетели прямо в огонь и падали, падали крохотными угольками.
И тогда Алексей понял, что он умер.
ГЛАВА 13. УБИЙЦЫ
Первый снег был тоскливым. Он ластился к Аниным плечам, к волосам и лицу, как дряхлый кот, не желающий отпускать от себя хозяина. Аня сгребала снег руками, чтобы остудить в них жар. А снег падал на лоб, на щеки и стекал слезами.
Аня ждала Алексея третий час. Холод прокрадывался под куртку, купленную Калединым, вызывая предательскую дрожь.
Аня понимала, что ждать уже не имеет смысла. Случившееся там, за этой белой снежной пеленой, непоправимо.
Он не может отсутствовать так долго. Он должен был вернуться еще полтора часа назад.
Или… или… нет, об этом думать не хотелось.
Аня села на лавочку и пощупала спрятанный под одежду пистолет. Ну что ж, хоть есть чем защитить себя.
Затем она вынула из кармана калединский сотовый телефон, тот самый, с которого они звонили домой Дамиру, посмотрела на дисплей и снова спрятала в карман.
«Позвони мне, позвони. Позвони мне ради бога!!!»
Слова полузабытой песенки из юности заходили в мозгу, и она поспешила вмять их на самое дно памяти, как только что вмяла в снег окурок.
Она только подумала об этом, как за спиной раздался скрип. Она не успела повернуться – сильные руки обхватили ее голову и прижали к лицу что-то тошнотворное, от одного вдоха в ее голове помутилось, заклубилась дурнота – и она провалилась в небытие.
– Очухалась, жаба. Ну-ка, щелкни ее, Армен.
Аня смутно почувствовала, как ее щеку, сначала правую, потом левую, начинает жечь, а потом – с некоторым опозданием – до нее дошло: ее бьют по щекам. Раз, два. Да, здорово ее отключили.
– Чиво ми с нэй возымся, Чингиз? – прозвучал грубый голос. Другой, почти без акцента, отозвался:
– Андроник сказал, пока что в расход не пускать. А тебе лишь бы подушегубствовать, Армен.
Андроник!
Аня открыла глаза и попыталась было приподняться, но горячая тошнота подступила к горлу.
– Ща блэванет, падла, – раскатился жирный бас Армена. – А, Чингиз?
– А ты че стоишь? Хватай ее, а то потом…
Аня почувствовала, как сильные руки хватают ее и тащат, а тошнота отступила, Аню выдернули из-под льющейся из крана струи холодной воды.
Плывущее пространство кувырнулось, завилось штопором, и Аня, упав на пол и больно ударившись, открыла глаза. И увидела прямо перед собой стену, криво оклеенную старенькими выцветшими обоями, лоскуты которых свешивались там и сям, до странности напоминая чешую не до конца почищенной рыбы.