Если женщина просит

Серегин Михаил Георгиевич

Она приподнялась, мокрые волосы упали ей на лицо, и как-то все сразу прояснилось. Остались только боль в голове и омерзительный сладковатый привкус во рту.

– Очухалась!

Аня медленно обернулась на слова: в комнате было двое черноволосых мужчин. А у окна, возле батареи… Аня прищурилась, словно не веря своим глазам.

– Алешка?!

Но это был уже не Алешка. Потому что невозможно было узнать в человеке, лежащем на полу в луже крови, того полного сил и энергии красавца, каким уходил от нее Каледин три часа назад. Лицо его превратилось в сплошной кровоподтек,

глаз не было видно за распухшими веками.

Одежда на Каледине разорвана, и сквозь лохмотья проступали куски мяса.

Рядом лежали паяльник, окровавленный нож и – почему-то – скальпель. Правда, без следов крови.

– Смотрищ? – довольно сказал Армен, проследив направление ее стекленеющего взгляда. – Хараще смотрищ? Он, твой Алещка, тут играл в Олег Кошевой. Ничего не хотел нам говорит. Ни гдэ тебя оставил, ни гдэ наркоту спрятал. Ми его нэмножко разговорилы. Сказал! Все, как миленький, сказал.

Аня приподнялась и, цепляясь за стену, на подгибающихся ногах подошла к Каледину.

– Алешка, – немеющими губами выговорила она. – Как же так?

– Прости, – с усилием произнес он. – Я им сказал. Было… очень больно. И я сказал.

– А Дамир?

– Нас расстреляли в проулке. В упор. Шофер Вадим… подкупили его. Он жучок Дамиру в телефон загнал, а потом привез нас на убой в согла… согласованное с Андроником место. Они узнали, что мы с тобой… Только… только доносчику первый кнут… Вадика сняли первым же выстрелом.

Алексей попытался даже растянуть разбитые губы в улыбке, но издал какой-то хриплый лающий звук, сорвавшийся в протяжный стон.

Подошел Армен. Довольно ухмыльнулся и сказал:

– Жалко, мы ему еще хер не отрезали, как его папаше. Ну ничего…

В самом деле – ничего. Ничего больше не успел сказать Армен, потому что Алексей издал страшный вопль ненависти, а Аня, закусив губы, схватила с пола скальпель и, коротко взмахнув им, вогнала прямо в дородное брюхо Армена.

Тот взвыл, выпучил глаза и, перегнувшись вперед, упал на пол лицом вниз. Ноги его подергивались. Алексей протянул дрожащую руку и, схватив с пола нож, опустил его прямо на толстую шею Армена.

Кавказец хрипнул и обмяк.

Чингиз, длинный сухощавый парень лет тридцати, вскочил с потертого дивана и выхватил пистолет, но в один момент с выросшими на пороге комнаты шагами прогремел властный голос:

– Стой!

В комнату вошел Андроник в сопровождении Тиграна. Сев на диван, посмотрел на Алексея и Аню – и лежащего в луже крови Армена.

– Браво, – сказал он. – Этот шакал позволил себе лишнее. А ведь это он убил твоего отца, Каледин. Так что, можно сказать, ты отомстил в некотором роде.

Алексей, кажется, хотел что-то сказать, но его слабый голос заглушил своим баритоном Тигран:

– Вас же пирэдупреждалы? Да? Ну вот и пэняйте на сэбя. Нэ надо искать выноватый.

– А где ваш третий? – тихо спросила Аня. – Где этот Вайсберг?

Андроник пожал плечами:

– А что ему тут делать? У Михаила Моисеевича много других забот. Например, пэреоформлять на себя – по долговым обязательствам Дамира – контрольный пакет

акций «Аттилы». У него чистая работа. Мясник – это у нас вот кто, – и Андроник кивнул в сторону мертвого Армена. – Вот и самого закололи, как быка. Ладно, – поднялся он с дивана, – нам пора. Пойдем, Тигран.

– Этих кончать? – кивнул Чингиз.

– Погоди, – вмешался Тигран. – Кончать можно по-разному. Нэблагодарное это дэло – пускать в расход такой дэвущька, нэ утэшив ее в горэ. Нэ по-мужски.

Тонкие губы Андроника тронула зловещая улыбка.

Тигран подошел к Ане и потянул ее за руку на диван:

– Пойдем к папэ, Анэчка. Ты толко расслабься, а то может быть болно.

Аня рванулась от него, и толстые пальцы Тиграна, мягко державшие ее запястье, стали стальными.

– А-а, сука! – взбугрив мясистые складки на низком лбу, выдохнул он. – Чингиз, иды-ка подэржи эту строптывую суку!

Чингиз ринулся к Ане, а Андроник, словно и не замечая, как пытается привстать, хрипя и зеленея от дикой боли, Каледин, – Андроник сказал:

– Ладно, Тигран. Нет времени. Пойдем. В случае чего девочку тебе позднее подгонят.

Тигран перевел взгляд на Андроника с явным неудовольствием.

* * *

Их не убили.

Хотя лучше бы их убили, потому что в тот момент, когда за небритой ордой убийц и насильников захлопнулась дверь, Аня Опалева уткнулась не чувствующим холода лбом в кровавые брызги на полу и завыла. Вопль взметнулся к потолку дико и жутко, как последний, безнадежный, звериный крик раненой волчицы.

У батареи пытался подняться с пола Алексей.

Неизвестно, чего ему стоило это простое человеческое движение – встать, сделать два шага, опуститься рядом с Аней и, подняв дрожащую руку, погладить ее по всклокоченным мокрым волосам.

– Ничего, – с трудом выговорил он. – Ничего… только держись, Анечка. Не смей… не смей, слышишь – не смей!..

Он не договорил, что именно она должна не сметь, но она поняла и так: не смей пытаться покончить с собой! Жизнь не кончается из-за пары ублюдков, которые не потрудились их даже убить, будучи уверенными в своей безнаказанности.

…Милосердие по-андрониковски.

* * *

Она вернулась домой. Точнее, на ту квартиру, которую снимал для нее покойный Дамир. Она пришла из больницы, в которой лежал Алексей. Она даже не стала слушать, что скажет врач. Она боялась услышать что-нибудь такое, что ее поставит к стене, сочащейся белесым туманом, – подобным тому, что лег на землю вместе с первым снегом.

К стене по имени смерть.

Аня в самом деле была бессильна что-либо сделать. Что она может? Пойти в милицию? Рассказать, например, как она ходила в гости к Кате Вайсберг? Или про то, как застрелила из кисловского пистолета барыгу Кирика? Или – еще лучше – о том, как они с Калединым выследили и убили двух наркокурьеров на «КамАЗе»? Наверняка ведь это происшествие на Крестовском пустыре сейчас крутится во всех ментовских хрониках и квалифицируется как самое громкое дело месяца.