Эссе 2003-2008
Шрифт:
Пилигримов принято называть духовными отцами нации, а их скромное торжество стало самым интимным праздником Америки. Уже четвертый век в четвертый четверг ноября в каждом американском доме разыгрывается мистерия на манер тех, что знала и любила средневековая Европа. Сходство идет дальше, ибо в День благодарения воспроизводится ключевой эпизод священной истории американского народа. В этот день выходцы из Европы заново скрепляют магическую связь с землей Нового Света.
Народы Старого Света растеряли свои корни в седой и легендарной древности. Их происхождение всегда находится за пределами документа,
Приехав в Новый Свет, Набоков написал своей горячо любимой сестре письмо с признанием в любви к Америке. Кончалось оно так: «Страну эту я люблю. Наряду с провалами в дикую пошлость, тут есть вершины, на которых можно устроить прекрасные пикники».
Может быть, лучший из таких «пикников» - День благодарения. Я говорю так еще и потому, что из всех американских праздников лишь он стал моим. Я, конечно, люблю Рождество, но мы с семьей его отмечали еще в России. В этом была некая фронда, приближающая к Западу. Тем более что в Риге, где я вырос, рождественские традиции жили и в советское время. Языческий хеллоуин я научился праздновать уже в Нью-Йорке, но ничего специфически американского в нем нет: черти - везде черти. А вот 4 июля так и осталось для меня добавкой к уикенду - праздник чужой революции, день ненашей независимости.
Зато последний четверг ноября - уж точно красный день в календаре любого эмигранта. Этот интимный праздник будто специально приспособлен для выяснения личных отношений с Новым Светом. Что я, собственно, и делаю последние четверть века. Но опыт - серебряная свадьба с Америкой - не прибавил ясности моим ощущениям.
Дело в том, что об Америке очень трудно писать честно. Нам ведь только кажется, что искренность - продукт волевого усилия. Чаще добрых намерений ей мешают беспомощность, дефицит даже не опыта, а концептуальных конструкций, выстраивающих его в умопостигаемый и внятный отчет. То, что я живу в этой стране четверть века, скорее мешает, чем помогает.
Иногда мне кажется, что раньше я знал Америку лучше. Издалека она ничем не отличалась от всех стран, где я не бывал, - ведь я вычитал ее из книжек. У Романа Якобсона есть замечательно точная фраза: «Говорить о жизни на основании литературных произведений - такая благодарная и легкая задача: копировать с гипса проще, нежели зарисовывать живое тело».
Книги мало что говорят о жизни, потому что они не имеют с ней дела - писателей интересует не норма, а исключения - Отелло, Макбет, Моби Дик…
В сущности, переезд через океан изменил ситуацию меньше, чем должен был бы. Даже живя в стране, я чаще всего сужу о ней по отражениям. Иногда умным, как в «Нью-Йорк таймс», чаще простым, как Голливуд. Самое сложное - проникнуть в обычную жизнь. Прозрачная, как оконное стекло, она не оставляет впечатлений.
Вспоминая сотни страниц, которые я написал об Америке, я поражаюсь тому, как в них мало американцев. Все больше - география с историей. Моя Америка пуста и прекрасна, как земля на пятый день творения.
Философ Сантаяна говорил: «Америка - великий разбавитель». На
Америка, впрочем, никого не неволит. Она всегда готова поделиться своими радостями - от бейсбола до жареной индюшки, но и не огорчится, если мы не торопимся их разделить: свобода.
– Свобода быть собой, - важно заключил я однажды, выпивая в компании молодых соотечественников.
– Ну, это не фокус, - возразили мне, - ты попробуй стать другим.
Это и впрямь непросто, да и кому это надо, чтобы мы были другими? Меньше всего - Америке. Она уважает различия, ценит экзотику, ей не мешают даже те чужие, что не желают стать своими. Но вообще-то ей все равно. Она не ревнива.
Пожалуй, именно за это я ей больше всего благодарен: Америка не требует от меня быть американцем. У нее нет одной культуры, одной расы, одной традиции. Здесь нет общего знаменателя, без которого немыслима каждая страна Старого Света. Открытая для всех, Америка предоставляет каждому оставаться самим собой.
Конечно, быть собой можно везде, но, скажу я, суммируя 25-летний опыт, в Америке с этим все-таки проще. Только она дарит человеку высшую свободу - вежливое безразличие. Каждый пользуется Америкой как хочет, и как может, и как получится. Не она, а ты определяешь глубину и продолжительность связи - от полного растворения до абсолютного изоляционизма. Америка признает двойное гражданство души. И эта благородная терпимость оставляет мне право выбирать, когда, как и зачем быть американцем.
29.11.2004
Если бы президент был вашим родственником
Демократия - темное дело. Она смешивает сознание с подсознанием в той пропорции, что делает ее скорее искусством, чем наукой. Чтобы понять, в какой мутной воде приходилось ловить рыбу кандидатам, возьмем, к примеру, одну семью - мою.
Отец, который ни от кого не скрывает своих убеждений (что, надо сказать, и довело его до Америки), - стойкий республиканец. Большой любитель поесть, он не снимает надписанную ему фотографию Рейгана с дверцы холодильника. Зная, что я не одобряю партийной принадлежности обоих, отец поклялся до выборов говорить со мной только о рыбалке.
С женой - сложнее. Предпочитая всем изданиям журналы мод, она всегда интересовалась нарядами первых леди, а не делами их скучных мужей. Все, однако, изменила война в Ираке. Следя за ней изо дня в день, жена заодно втянулась в предвыборную кампанию и стала столь азартным знатоком недостатков Буша, что решила отдать свой голос Керри.
Наслушавшись семейных споров, мой брат пошел другим путем. Сказав, как Шекспир, «чума на оба ваши дома», он пойдет голосовать за безнадежного кандидата от третьей партии - Нейдера. И только моя мудрая мать, решив не встревать в политические дрязги, приняла безответственное и всех примиряющее решение: она останется дома печь пироги. Таким образом, завтра наш небольшой, но вздорный клан исчерпает все варианты поведения в решающий вторник.