Эссенция пустоты

Харт Хелег

— Мы шли через глушь, — отмахнулась пиратка и переключилась на рыцаря. — Господин Хальсет, а вы — настоящий рыцарь? В жизни не видела ни одного странствующего рыцаря…

Бородач посмотрел на неё, как на дуру, и уже собирался что-то ответить, но пуэри не собирался сбиваться с темы:

— Что за новости такие?

— Последние Дни, — сказала гадалка, и Рэн вздрогнул, то ли от интонации её голоса, то ли от неожиданности.

— Бррр, дамочка, ну зачем так нагнетать-то? — рыцаря пробрало ещё сильнее, и он сел. — С чего вы взяли? Вас послушать, так лучше прямо сейчас на меч броситься!

Сенерия, одарив Хальсета равнодушным взглядом,

пожала плечами, мол, дело твоё, хочешь — бросайся, а факт есть факт.

— Друзья, не будем ссориться, — примирительно сказал Рахим. — У нас нет повода для такого пессимизма, но…

— То есть легионы отродий — не повод? — так же холодно спросила гадалка.

— Легионы? — Хелия даже забыла про саженную диковину в доспехах. — Это сколько? И где?

— Новости пришли с севера, — пояснил бард. — Никто не знает, откуда они взялись, но их там стало намного больше, чем в Острохолмье. И они идут сюда.

— Да вы шутите! — с сомнением бросила пиратка, но на неё даже не обратили внимания.

— Говорят, эти орды начисто истребили народ пустынников, — хмуро сказал Хальсет. — И это за какую-то неделю! Расправившись с ними, отродья вроде бы хлынули одновременно на запад и юг. Движутся они быстро, так что на северо-западе вполне могли дойти до Орк-Дуг-Дара, а на северо-востоке — перейти на этот берег Красса.

— И никто не смог дать им достойный отпор?

— Их числу нечего противопоставить. Надеюсь, северяне успели заключить союз с орками. Если так, то вместе они смогут удержать отродий у Хребта Бурь. На какое-то время.

— Так значит, всё вот это, — Хелия обвела пальцем обоз, — беженцы?

Вместо ответа последовал мрачный кивок.

— Понятно, чего тут все такие кислые.

— Мы — одни из последних, — с сожалением развёл руками Рахим. — Кто-то ушёл в восточные земли, искать пристанища у Костяных Людей, другие, как мы — на запад. Но тут ближайший город, имеющий хоть какие-то стены — это Нанторакка. Там уже собрались те кланы кочевников, что оказались неподалёку. Несколько кланов мужественно отправились навстречу опасности, дабы сойтись с нею в смертном бою…

— Тупицы, — гадалка прервала внезапно прорезавшуюся в барде патетику. — Вместо того, чтобы сосредоточить все силы в одном месте, они хотят погибнуть по отдельности.

— Это же такая тактика, госпожа Сенерия! — воскликнул бард. — Они ценой своей жизни тянут время, дают возможность таким, как мы, спрятаться за стенами! Хотя бы потому, что со стен воевать удобнее!

Сенерия прикрыла глаза и тихо, на грани слышимости, сказала:

— Нас не спасут стены. То, что я видела в гуще, не превозмочь никакими армиями, никакой магией, никакими хитростями. Видения ясны и однозначны, как никогда.

Все, кроме неё и Колта, переглянулись.

— Нанюхавшись ваших благовоний ещё не такое можно увидать, — с сомнением проворчал Хальсет.

Глаза гадалки открылись, на какое-то мгновение она утратила над собой контроль, и её надменное спокойствие сменилось ужасом и обречённостью. Рэн слышал, что большинство гадалок — шарлатанки, но в тот миг лицо Сенерии буквально кричало: «Я сама была бы рада не верить тому, о чём говорю». Эта горечь выглядела настолько правдиво, что пуэри поневоле поверил ей. Женщина тем временем взяла себя в руки и ответила:

— Обычно видения настолько разные, что по ним невозможно ничего предсказать. Они показывают то один вариант развития событий, то другой, то третий. Иногда видений вообще нет, потому что

будущее слишком неопределённо. Но последние несколько недель я вижу одно и то же. С каждым разом всё ярче. Детали повторяются, их становится больше. Эти видения открылись мне не потому, что я обнюхалась, а потому что так и будет, и изменить мы ничего не можем.

На какое-то время над повозкой повисло молчание. Скрипели старые колёса, постукивали копыта лошадей, изредка то с одного конца обоза, то с другого доносились короткие выкрики — сопровождающие его воины докладывали обстановку. Сидящий на козлах старик задремал, но лошадям его вмешательство и не требовалось — они просто следовали за другими телегами.

— В такое трудно поверить, — проговорила гадалка, ложась поудобнее. — Даже я предпочитаю надеяться, что где-то ошиблась и нас всех пронесёт. Потому что иначе не на что надеяться.

— А что было в этих видениях? — спросил Рэн.

— Зачем тебе это знать?

Пуэри поймал на себе внимательные взгляды всех присутствующих, даже Колта. Всех интересовало, зачем ему нужны детали. Одни верили в предсказание, но надеялись, что их разубедят. Другие считали предсказание чушью, но боялись, что их каким-то образом заставят поверить. А всё потому, что даже если эти видения — плод воображения гадалки, это ещё не значит, что Последние Дни не настанут.

Поэтому, понимая, насколько важна в таких обстоятельствах надежда на лучшее, даже если основана она на лжи, Рэн ответил:

— Я не верю во всякие там концы света. Их уже много раз предсказывали. Просто интересно, с чем мы столкнёмся на этот раз. Нужно же к чему-то готовиться.

Было заметно, что этот ответ всех вполне устроил. Сенерия пожала плечами, поправила побрякушки на груди и вздохнула, собираясь с духом.

— Первый раз я увидела это чуть больше года назад. Точнее… Некоторые мои видения стали прерываться белыми вспышками. Я не смогла это истолковать, но не придала этому значения, потому что в видениях может быть всё, что угодно. Потом видение посетило меня во время сна — я увидела город, медленно погружающийся в булькающую грязь. Но и этому я не придала значения. До тех пор, пока совсем недавно отродья не стали появляться повсюду. Я попыталась вызвать видение судьбы мира.

— Я слышал, искусством толкования таких видений не владеет ни один ясновидящий, — внезапно подал голос Колт.

— Верно, — кивнула гадалка. — Потому что они настолько сложны, что выделить из них хоть что-то конкретное человеку не под силу. Но послушайте, что я увидела, и решайте сами, — она снова вздохнула. — Всегда по одному сценарию. Сначала — пылающие города. Их много, они разные, и люди в них тоже разные. Их огромные толпы. Им очень тесно, они, как обезумевшие, толкают и бьют друг друга, те, кто падает, уже не поднимаются. Их тела превращаются в грязь. Люди начинают бросать эту грязь на огонь, надеясь таким образом потушить его, но пламя от этого только ярче. Вскоре оно затапливает города изнутри. Потом другой образ — мерзкая жижа, в которой что-то шевелится. Как тысячи змей или личинок, барахтающихся в слизи, но что это на самом деле — не разобрать. Третий образ — океан, густой, как тесто, с волнами бурого цвета. В нём барахтаются уже люди. Они пытаются сражаться с океаном, рубят его на части оружием. Всё бесполезно. Они тонут один за другим, лишившись сил. Но все они утонуть не успевают, потому что всё вдруг вспыхивает неистовым светом и исчезает. Не остаётся ничего. Видение обрывается.