Есть, господин президент!
Шрифт:
– Мы скупили весь сегодняшний запас «парацельсов с изюмом», – отрапортовал Тима, – и даже немного сэкономили на опте. Вся завтрашняя партия тоже нами куплена. И еще мы закинули удочки по поводу фьючерсных сделок на остальные дни недели…
– Конечно, мы им, Иван Николаевич, не сказали про нацпроект и слоган, – добавил Органон, – даже не намекнули. А просто дали понять, что у нас серьезные намерения… – Два последних слова юный ублюдок произнес таким значительным тоном, как будто намеревался вступить с этой кондитерской в законный брак.
Уже пару минут спустя я был твердо уверен: оба моих ландскнехта
Два придурка покинули кабинет довольные и гордые, а я остался наедине с двумя версиями пирожных-пустышек. Первая из них – оптимистичная – означала, что в следующей партии «парацельсов» кулинарная ошибка может быть исправлена, а наш завтрашний улов не окажется холостым. Версия номер два, более тревожная, была и более перспективной. Если, допустим, кондитеры спохватились и как-то ликвидировали опасную магию, то сами они, во-первых, знают о ее существовании и, во-вторых, умеют ей управлять. И то, и другое – колоссальный подарок для меня. Дирижировать чудесами я пока не обучен, но уж с человеческим-то фактором как-нибудь справлюсь. На всякий пряник найдется свой кнутик.
Э-эх, кабы еще знать, как эти штуки действуют, подумал я. Мне много не надо, хватит самого общего механизма работы. Счастливый человек Ганский: для него волшебная палочка невозможна в принципе – и точка. А мне вот теперь гадать, где у этой палочки кнопки «вкл» и «выкл» и почему именно первая заедает…
Виктор Львович Серебряный – вот кто мне сейчас нужен. Вроде бы старик вышел из комы. Надеюсь, он уже частично оклемался для беседы со мной, и при этом у него что-нибудь еще осталось в голове. По правде сказать, я не очень люблю ходить в больницы и общаться с полутрупами. На них ведь надавить лишний раз нельзя, даже просто голос повышать чревато: чуть прибавишь децибел – тут и сказочке конец.
– Софья Андреевна, – сказал я секретарше, – мы с Гришиным и Бориным едем в ЦКБ к Серебряному. Обратно буду часа через два.
– Ой как хорошо! – обрадовалась Худякова. – Привет передайте.
Думаю, радовалась она не за больного, а за меня: Ваня Щебнев как порядочный мальчик отправлялся навестить старого больного дедку. Мне бы еще корзинку в руки и красную шапочку на макушку.
– Обязательно передам, Софья Андреевна, – вежливо ответил я. Даже пару штук пирожных ему захвачу, добавил я про себя. Может, увидев «парацельсы», старик будет чуток посообразительней?..
До больницы мы доехали без происшествий и без пробок, зато уже у самого входа в больничный корпус 23-Б я неосторожно вляпался в черную лужицу крови с плавающими обугленными перышками. Похоже, местная система ПВО опять сбила орла или ястреба.
Идея разместить на крышах самых высоких корпусов Центральной клинической больницы несколько штук боевых ПЗРК родилась в охранных головах еще при первом президенте России, который проводил в Кремлевке почти столько же времени, сколько и в Кремле. Но реализовать проект удалось лишь после 11 сентября, когда наша оборонка пробила себе хороший заказ под программу борьбу с летающим международным
Пачкая пальцы в крови, я кое-как обтер подошву ботинка, но мелкие неприятности на этом не кончились. Еще в вестибюле охрана корпуса затеяла с моей охраной интеллектуальный спор, кто тут главнее и кто имеет право проносить внутрь огнестрельное оружие, а кто нет (только корочки Администрации президента и мое любезное обещание разогнать всех здешних к чертовой бабушке загасили свару). Лифт сверху не приходил страшно долго. Потом мы перепутали этажи. А в довершение ко всему в меня – уже на правильном этаже – едва не врезалась какая-то психованная брюнетка. И если бы я не уступил ей дорогу, обязательно бы врезалась.
Я уже морально приготовился к тому, что и Серебряный, по закону подлости, окажется опять без сознания или, того хуже, мертвым трупом. Но, как ни странно, бывший мой начальник был жив, в здравом уме и трезвой памяти. Мне даже не пришлось его расталкивать.
– Здравствуй, Ванечка, – зашептал он, увидев меня у своего больничного одра. – Значит, ты все же открыл диск и убедился… Ну ладно-ладно, не строй из себя целку, я ведь понимаю, что ты явился навестить меня не просто так… Все файлы уже просмотрел?
– Только начал, – признался я, – там их чертова прорва. И вдобавок у меня, кроме тех файлов, нашлись еще кое-какие дела…
Без прелюдий я выложил на тумбочку один из «парацельсов».
– О-о! – На синеватых губах бывшего шефа проступила гримаса, похожая на его фирменную улыбочку. – Молодец, Ваня, хвалю. Ты уже перешел от теории к практике, поздравляю. И каковы успехи?
– Никаковы. – Я не хотел рассказывать ему о первом, удачном, опыте. – Можете сами попробовать. Обычное пирожное, без чудес.
– Спасибо, верю тебе на слово, – слабо хмыкнул Серебряный. – С чудесами ты бы мне его не предложил, я не обольщаюсь… Жалко, ты не открыл все файлы. Там где-то в пятой или шестой сотне есть очень смешной фрагмент – когда фюрер после июля 44-го обнаруживал, что его любимые пирожные – только пирожные и все. Мистика из них вышла, и власти над толпой больше не было…
– А почему ее не было, вам известно? – Я затаил дыхание. Виктор Львович открыл рот, закашлялся и жестом указал на стакан, стоящий на тумбочке. Я послушно влил в него какого-то сока.
– Видишь ли, Ванечка, история… – Серебряный сделал пару глотков и откинулся на подушки. – Та история, которую знают все, и та, которая была по-настоящему, сильно отличаются. Вот все считают, что заговор против Гитлера в 44-м не удался. А он удался. Потому что у Штауфенберга и компании получилось самое главное: рецепт пирожного исчез. С тех пор шарик сдулся. Гитлер из вождя нации стал заурядной истеричной развалиной, которую еще почти год слушались по инерции. Больше ничего у его повара
Ланге никогда не получалось. Все компоненты были верные, он их помнил наизусть… а в результате – никакого магнетизма.