Есть, господин президент!
Шрифт:
Нет, при первом приближении все выглядело в лучших традициях заведений подобного рода: тусклая лампа под потолком, грязная липучка от мух, выщербленный прилавок, старый обшарпанный кассовый аппарат, за кассой мрачная пергидрольная блондинка с золотыми зубами, а по стенам на полках однообразные и крайне эффективные средства борьбы против человеческой печени – по ноль-пять литра, по ноль-семьдесят-пять и крупнокалиберные снаряды литрух. «Ароматный букет», «Гусарское», «Яблочное», «Агдам», «Сирень», «Кавказ», «777», «72», «100», «33», «Розовый цветок»… Все, как везде и как всегда. Если не считать цен.
Они были выше обычных среднемосковских минимум раз в восемь или десять, а то и в двадцать. Бормотуха
Чем, собственно, они и являлись, несмотря на тару и этикетки.
В страшненьких бутылках-обманках плескались подлинные «Телиани», «Мукузани», «Напареули», «Кварели», «Саперави», «Цинандали», «Цоликоури», «Хванчкара», «Оджалеши», «Алаверди» – все то, чем славился магазин Тенгиза Авалиани «Грузинские вина» еще семь месяцев назад. То есть в пору, когда политические тучи над винным экспортом из Сакартвело в Россию еще не сгустились и можно было, продав ресторан господину Кочеткову открыть новый бизнес на новом месте. Впрочем, как только приперло, умный Авалиани не растерялся: он замазал слово «Грузинские» на вывеске и занялся фальсификацией наизнанку – стал маскировать фирму под дрянь. Благодаря этому он формально удержался в правовом поле, но вместе с тем сумел сохранить свою клиентуру в Москве и Московской области.
– Мы к Тенгизу Галактионовичу – сообщила я блондинке.
– Он вас ждет?
– Нет, но будет рад.
Максу, привыкшему к шпионским штучкам, диалог наш наверняка показался чем-то вроде обмена паролями, но, честное слово, им не был: я ведь и вправду не сомневалась, что Тенгиз нам обрадуется. Он вообще и всегда радовался гостям – не только Яне.
Продавщица кивнула, не препятствуя нашему вторжению в подсобку. Я и Макс прошли по тесному коридорчику, добрались до закутка с табличкой; я постучалась и услышала громкое: «Да-да! Входите!».
Бывший хозяин ресторана «Сулико» Тенгиз Авалиани сидел в своем кабинете и, огорченно цокая языком, читал «Свободную милицейскую газету» – тот самый номер с крупной фотографией разгромленной витрины ресторана «Сулико» на первой странице.
– Что делают, а! Что делают! – проговорил он, завидя нас в дверях. И тут опомнился: – О-о-о, Яна Ефимовна, не ожидал, приятный сюрприз! За вином ко мне зашли, правильно? Или как?
– Или как, – созналась я. – Если честно, зашли поговорить.
– Но от вина-то, надеюсь, вы оба не откажетесь? – всполошился хозяин. – Какой же нормальный разговор без хорошего вина?
– Само собой, я выпью, – кивнула я, – а вот мой друг Макс – кстати, знакомьтесь, – не знаю. Вообще-то ему вести мотоцикл.
– И я тоже не откажусь, – немедленно объявил Лаптев. – От пары бокалов никому еще хуже не стало.
– Вот! Молодца, Макс! Это уже правильный разговор! – захлопал в ладоши Авалиани и тут же выставил на стол три высоких бокала и два уродливых пузыря с этикетками «Анапы», которая на деле оказалась тончайшим и изысканнейшим «Старым Тбилиси»…
Полчаса спустя, когда в обеих бутылках уже просвечивало дно, а Тенгиз с Максом успели дважды, для верности, выпить брудершафт, я очень осторожно подвела беседу к главной нашей теме. И не встретила на своем пути ни малейших препятствий.
– Что ж ты раньше никогда про нее не спрашивала? – удивился Авалиани. – Я бы тебе давным-давно рассказал об этой книге. Это семейная история, от моего деда по отцовской линии. Вы ведь слышали про Хаммера? Нет, не про того, который придумал эти широкие машины, а про другого капиталиста, друга Ленина? Короче говоря, мой дед Вахтанг Георгиевич в двадцатые годы был у него личным поваром, довольно долго. А потом вдруг этот американец закатил ему колоссальный скандал: дед мой, видите ли, украл у него какую-то там старинную
– Ужасное оскорбление, о да! – сказала я, невинно поглядывая на Макса. Тот слушал рассказ с непроницаемой физиономией. – Агент ГПУ, просто жуть! Такие обиды смываются только кровью.
– Чуть до этого не дошло. – Тенгиз разлил по бокалам остатки вина. Мы выпили, и Авалиани затолкал убогую стеклотару поглубже под кресло. – Бабушка мне говорила, что несколько дней дед ходил весь черный, точил кинжал, и она его чуть ли не на коленях упрашивала не резать ни Хаммера, ни себя. Потом американец уехал, и тут к деду приходит его двоюродная племянница. Она горничной работала как раз в «Третьем Интернационале», где этот Хаммер жил… И приносит книгу! Та, оказывается, за спинку дивана провалилась и там застряла: ни сверху ее не видно, ни сбоку. Только когда начали чистить диван, она и выпала. Анекдот! Дед сначала хотел отослать ее следом, в Америку, но потом передумал: какого черта? Вдруг еще Хаммер решит, что именно повар все-таки ее украл, а потом испугался или совесть заела? Вот если бы американец перед дедом извинился, тогда – дело иное. А он не извинился, и когда в другой раз приехал в Москву, поселился в другой гостинице и нанял себе другого повара… В общем, эта книга в нашем доме с тех пор и валялась. Иногда на годы куда-то пропадала, а потом во время ремонтов или перестановок мебели снова находилась – то на антресолях, то в сундуке, то еще где… Последний раз она мне попалась на глаза года два, что ли, назад. Я ее со скуки полистал. Латынь я так и не выучил, но кое-какие там значки узнал и захотел ее показать Адаму Васильевичу, Окрошкину значит. Объяснил ему честь по чести. А тому какая-то в тот день вожжа под хвост попала, ну, слово за слово… Я тоже был хорош – дедовские гены взыграли… Раз, думаю, ему неинтересно и некогда, то и мне больно ли надо? Ну и осталась она у меня дальше валяться в чулане…
– И сейчас она у вас? – Сердце мое забилось часто-часто.
– Да нет, Яна Ефимовна! – развел руками Тенгиз. – Мы ведь, когда с Большой Якиманки, из «Сулико», значит, съезжали, то собирались в большой спешке. Кочетков нам условие поставил: раз деньги проплачены и он, дескать, теперь хозяин, мы должны выметаться оттуда в двадцать четыре часа. Что под руку попалось, то и взяли. Чего не попалось, того и не надо. Никакой, признаюсь, особой ценности я в той рухляди не видел. До сих пор не пойму, чего этот Хаммер так скандалил…
– Значит, книга сейчас где-то в ресторане «Сулико», на Большой Якиманке? – со скучающим видом переспросил Лаптев.
– Все возможно, – усмехнулся Тенгиз. – Может, она еще лежит где-то у Кочеткова в чулане. А скорее всего, он давно ее с мусором выкинул. Вид-то у книжки этой, по правде говоря, и так непрезентабельный, а я ее вдобавок в старую газетку какую-то завернул. Макулатура – она и есть макулатура… Ну что, я еще одну бутылочку несу? Соглашайтесь, не пожалеете.
Глава двадцать восьмая
Гонки фанерных верблюдов (Иван)
Рыбак рыбака видит издалека. Одинаково заряженные полюса взаимно отталкиваются. Три азиатские рожи в европейских костюмах еще не успели зайти в мой кабинет, поклониться по-восточному и сесть, а уже мне не понравились. Крайне. В этой троице я с сожалением узрел родственные души. Мой прежний гость, столп официальной науки академик Ганский, смахивал на пожилое дитя. Эти же трое неформалов – один старый, двое помоложе – сами, наверное, всю жизнь отнимали у деток сласти и игрушки. Да еще уверяли недотеп, что без сладкого и игрушечного жизнь станет счастливей и богаче.