Есть ли жизнь после свадьбы
Шрифт:
Глава шестая. Ночные раздумья
Второй день моей замужней жизни подошел к концу… Честно сказать, я его почти и не заметила, закрутившись в хозяйственных хлопотах. И сделанного оказалось не так уж и мало: выбранные мной комнаты были тщательно очищены от хлама и подготовлены к ремонту. Дел, конечно, будет еще много, но начало положено. Печники проверили камины, подремонтировали их, проверили водяные трубы. Ванные я все же решила поменять. Не годится ребенку купаться в проржавевшем корыте. Дворецкий тут же отправил слугу в город за обойщиком, а еще к торговцу тканями и гобеленами, к торговцу фаянсовыми изделиями и прочими необходимыми предметами. Мебель в свою спальню я покупать не буду, батюшка обещал отправить ту, которой были обставлены мои покои в родном доме. А вот для малыша придется все покупать. Благо, деньги на это у меня имелись: буквально перед самым бракосочетанием мне принесли расчет за последнюю вышивку. Бисер товар дорогой, и работа ценится не менее дорого.
С такими мыслями я уложила виконта в постель, и еще долго сидела рядом, ожидая, пока малыш заснет и отпустит мои пальцы. Потом приняла ванну, и тоже легла. Уснула практически сразу, едва коснувшись головой подушки.
Когда человек целый день занят самыми разными делами, да еще в совершенно незнакомом доме, то спит почти без сновидений. Вот и я так же… Нет, что-то мне снилось, наверное, но часть моего сознания была уже настроена на спящего рядом малыша. Вернее: я так часто вынуждена была караулить сон то одной сестры, то другой, а то и по нескольку ночей проводить возле больного братишки, что научилась и в самом крепком сне отслеживать окружающее. Скрип двери я расслышала прекрасно. Чуть приоткрыла глаза, стараясь охватить взглядом комнату. Ночи в конце весны уже становятся светлыми, а в спальне с окон были сняты все шторы, так что в комнате было достаточно светло, чтобы я смогла рассмотреть силуэт вошедшего человека. Вошедший осторожно приблизился к моему диванчику и склонился надо мной. Граф. Я осторожно перевела дыхание. И чего ему не спится? Или все же решил предъявить права мужа? Однако его сиятельство не делал никаких попыток дотронуться до меня, просто пытался что-то рассмотреть.
— Что же ты так старательно скрываешь, леди Апрелия? — сказал он еле слышно. — Зачем тебе чужой ребенок? Ничего, я все равно это узнаю. Не будь я граф Тариэл Тарский.
Он еще порассматривал меня, потом подошел к кроватке Артура. Склонился над ним, поправил сбившееся одеяло, и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Я облегченно выдохнула: честно сказать, ждала, что он попытается принудить меня. Обошлось. Значит, у меня есть немного времени…
В спальне графа одиноко горела свеча в закапанном воском подсвечнике. Сам Тариэл, приняв ванну, лежал в постели, но уснуть не мог. Перебирал мысленно минувший день. Вспоминал огненный хаш и средство от похмелья. Слуг, передвигающихся по дому и двору почти бегом. На его памяти такого здесь не было никогда. Даже когда были живы его родители. Правда, они предпочитали жить в городе, проводя на природе один месяц в году, на который приходилась самая жара. Да и сам он до последнего времени не стремился в деревню. Эх, если бы не полное отсутствие средств! А теперь он вынужден делать вид, что безвылазное сидение в имении — мечта всей его жизни. В наследство ему осталось разоренное родовое гнездо, заложенные земли, да титул. Ни для
Тариэл хмыкнул. После сегодняшнего демарша он даже проникся к супруге уважением. Так отстаивать свою честь! И ведь не побоялась! И предложение выдвинула вполне обдуманное. Через год каждый из них пойдет своей дорогой, если они сумеют доказать в храме, что так и не стали супругами в полном смысле этого слова. Не известно — какие планы у Апрелии, но если она заберет Артура с собой — Тариэл окажется в выигрыше. Конечно, ему придется выплачивать ребенку какое-то содержание, иначе в свете его не поймут. Но его и так не поймут — никто при дворе не знает, что Артур ему не сын. Из слуг об этом знает лишь Иеремей. Он единственный, кто служит у него почти двадцать пять лет. Сначала он был камердинером Тариэла. Отец приставил его к сыну, когда ему исполнилось пять лет. Потом, когда дела пошли совсем плохо, Иеремей совместил почти все должности: личный слуга, дворецкий, эконом, секретарь…
Ладно, за год можно будет найти массу причин, по которым графу придется удалить старшего сына вместе с супругой. Это он обдумает на досуге. А пока следует признать, что леди Апрелия мыслит вполне разумно. Решено: он оставит жену в покое. Даст ей карт-бланш на обустройство третьего этажа, выделит некоторые средства на косметический ремонт и новую мебель для нескольких комнат. Должен же он позаботиться об удобствах. И пусть возьмет на себя разборки с кухарками и слугами в доме. В конце концов, она — женщина. Домашнее хозяйство — её стихия. Ну, и конечно, сад. Чтобы не скучала, пока он будет заниматься восстановлением основного хозяйства. Решено: завтра он объявит супруге свою волю. Они могут и вовсе не пересекаться без большой необходимости. Особенно, если в доме станет сносно жить, завтраки — обеды — ужины будут съедобны и вовремя поданы, а в постели будет спать он, а не клопы и блохи. Вот только…
Тут граф вновь заворочался, ощущая некоторое напряжение. Но потом решил, что никто не помешает ему навещать время от времени Нурию в её уютной квартирке. Если преподнести ей украшение подороже, сделать вид, что страшно соскучился, раскаивается и прочее… В конце концов, наличие любовницы еще никого из мужчин не превращало в изгоя. А если еще надавить на жалость… Нурия обожает жалеть…
Свеча догорела и погасла, оставив после себя тонкий синеватый дымок. Граф повернулся к стене и закрыл глаза, не успев додумать мысль о голубой искорке, сорвавшейся с пальцев жены днем. В конце концов, могло же ему просто померещиться? Откуда у дочери купца магия?
Глава седьмая. Дела домашние
Утро третьего дня моей замужней жизни встретило меня обложным дождем. Встала я по привычке рано. Проверила, как обстоят дела на кухне. А дела обстояли совершенно неважно. Кухарка явно нарывалась на увольнение, выказывая мне свое пренебрежение. Я не подслушивала специально, но вот услышала кусочек разговора.
— И где наш господин отыскал такую занозу, — бормотала кухарка, вытаскивая из кладовой таз с мукой. — Как хорошо жили: господин ничего особенного не требовал, что сварили, то и ест. А если не по нраву — в город уедет, там пообедает. А этой и меню какое-то подай, и мальчишонке этому особые блюда готовить изволь, да еще булочки пеки…
— Ты бы, Марьяна, не ворчала, — упрекнула кухарку одна из её помощниц. — Разбаловалась при старом графе-то. Он в последний год кроме вина, почитай, ничего и не ел. А молодой хозяин жену привез, она теперь тут полная хозяйка. Как скажет — так и будет.
— Подумаешь! Уволить она меня не уволит — кто сюда работать пойдет, уж не столичный ли кухарь с королевской кухни? или сама к плите встанет, как вчера? Хаш варить. Подумаешь — каша чуть подгорела у меня! Из — за этого из жалования вычитать?
Дальше я слушать не стала. Что бы там не говорили, а кухня, пожалуй, самое главное место в доме. И от того, кто на кухне командует, зависит здоровье и жизнь обитателей дома. Если готовят пищу с любовью и радостью — то и в доме радость. А если каша подгорает, суп то недоварен, то пересолен — и обитатели дома злые. Попробуй веселиться, если у тебя резь в желудке и несварение. Потому вошла в кухню и сообщила:
— Марьяна, вы уволены. Можете отныне не беспокоиться о том, кто и как будет хозяйничать на кухне. Иеремей, много ли мы должны бывшей кухарке?
Иеремей, вошедший следом за мной на кухню, вытащил из кармана бумажку.
— Так жалование они три дня назад получили. Три серебряных ей причитается.
Я мысленно присвистнула. Десять серебряных — это золотой. Три золотых в месяц получают продавцы в батюшкином магазине. Да за такие деньги кухарка должна на этой кухне жить. И что-то мне подсказывает, что и графскую кладовую она со своей регулярно путала. Вытащила из кармана три серебряных, вручила кухарке и указала ей на дверь. А потом, когда вздорная женщина ушла, обратилась к оставшимся.