Есть так держать!
Шрифт:
Дружной стайкой катера отходят от берега, вытягиваются цепочкой и идут против течения. Минеры готовят тралы и глубинные бомбы. Движения до предела скупы, экономны, быстры и точны. Остальные матросы молча стоят на своих постах, протирая оружие или всматриваясь в подернутые синевой берега.
«Неужели и сюда пришла война?» — подумал Витя.
Он уже начал забывать вой бомб, снарядов, и вдруг…
И, как бы подтверждая его мысли, раздался голос капитан-лейтенанта:
— Слушайте все! Сегодня ночью фашисты поставили мины. Выходим на боевое траление!
Глава
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Война пришла и на Волгу. Пока еще не было артиллерийского обстрела, не ревели моторами танки, но самолеты-разведчики летали уже каждый день. Их трудно было заметить, так высоко они шли. Чаще всего лишь белый клубящийся след выдавал их.
А ночью, когда из оврагов поднималось первое холодное дыхание ветерка, вновь раздавался гул самолетов. Сначала слабый, еле слышный, он быстро ширился, разрастался, и с наступлением полной темноты черные тени бомбардировщиков уже мелькали над самой водой. Фашистское командование поставило перед собой задачу: прекратить движение судов на Волге.
Вот поэтому и охотились фашистские самолеты за любой баржонкой, не жалели ни мин, ни бомб. Пенилась река от взрывов, плыла, белея брюхом, оглушенная рыба, а самолеты все сбрасывали и сбрасывали бомбы.
Но страшнее всего были мины. Коварный враг ставил их в самых неожиданных местах. До этого года видела Волга в своих водах и многопудовых белуг, и осетров, и сомов, а теперь на ее дне скопились тонны взрывчатки. Иногда очень долго лежит такая мина на дне. Затянет ее илом или песком, обрастет она водорослями, и какой-нибудь сом прикорнет под ее защитой. Течение играет его усищами, блаженствует сом, переваривая проглоченную рыбешку, и вдруг вздрогнут стоящие на берегу деревья и упадет в реку обвалившаяся глыба земли: именно на этой мине взорвался пароход.
Начались суровые будни минеров.
Шумят листвой деревья, бьются волны об яр или с шипением вкатываются на пески, смотрят на воду маленькими окнами домики бакенщиков. Все это осталось от старой Волги. Но много здесь и нового, необычного… На кургане, как поднятые вверх оглобли, торчат зенитные пушки. У пещеры, вырытой в крутом берегу, мачта и около нее — матрос. Это пост наблюдения за минами. От одного такого поста к другому тянутся телефонные провода. Как паутина, легли они на берега.
Волга приготовилась к обороне.
На катерах объявлена боевая тревога. Витя стоит на посту около пулемета, всматривается в темное небо, ищет глазами самолет. Большая каска закрыла весь лоб, мешает смотреть, но снять ее нельзя. Капитан-лейтенант Курбатов сказал, что любого, кто во время воздушной тревоги появится без каски, он спишет с катера на тыловую базу. Витя, как и все другие моряки, больше всего боялся именно этого. Что значит быть списанным на тыловую базу? Это такой позор, что и подумать страшно!
Да в каске и безопаснее. По самолетам стреляют из пушек, и часто около катера раздаются всплески от падающих осколков, а некоторые из них падают и на катер. И все они горячие, с острыми, зазубренными, как у пилы, краями.
— Попадет такая штука в голову — синяк, пожалуй, будет, —
Шутка Захара всем понятна: от такого осколка, пожалуй, и каска не спасет!
Где-то далеко, за одним из многих поворотов реки, ползут по небу разноцветные точки трассирующих пуль. А вот и прожектор. Голубоватым столбом он уперся в звездное небо, потом метнулся в одну сторону, в другую, словно рубанул невидимого отсюда врага, и наконец замер, остановившись на сверкающей серебром звездочке. Она медленно движется, а прожектор, как привязанный, — вместе с ней. Трассирующие пули устремились к звездочке, она заметалась, потом, крутясь, понеслась к земле. Багровая вспышка озарила склон высокого кургана. Луч прожектора важно прошелся по небу и исчез.
— Одним меньше, — сказал Щукин.
— Самолеты с кормы! — крикнул Бородачев и по привычке рванул на себя рукоятки пулемета.
Над катером пронеслась черная тень. Самолет прошел так низко, что воздух, взвихренный его винтами, сбросил с катера часть маскировки. Немного погодя самолет пролетел еще раз. Но и теперь по нему не стреляли. Нельзя: катер сегодня простой наблюдатель и вступит в бой лишь в крайнем случае. Если он обнаружит себя раньше времени, то самолеты могут уйти и поставить мины в другом месте. Тогда о них никто и знать не будет, пока они не взорвутся.
Комары тучей повисли над катером, но никто не замечает их укусов. Все наблюдают и слушают. Пусто на Волге. Не светятся окна салонов на пароходах, не гудят, требуя себе дороги, буксиры. Все они прижались к берегу, замаскировались ветками и ждут рассвета.
Над катером снова самолет. Он сбросил бомбу, и нарастающий вой давит на барабанную перепонку, сгибает спину. Хочется стать маленьким, незаметным. Вите кажется, что на него смотрят матросы, и он напрягает все силы для того, чтобы не пригнуться, не спрятать голову за тумбу пулемета. Ведь стыдно бояться тому, кто сам тушил зажигалки в Ленинграде.
В это время к нему и подходит Курбатов. Он ничего не говорит, а только кладет свою теплую руку на Витино плечо, и сразу становится не так страшно.
Впереди катера два сильных удара по воде.
— Поставил, подлец, две мины, — шепчет Курбатов.
Самолет делает круг, спускается еще ниже, и вот на берег брызнули две огненные струи пуль. Одна пуля ударилась о якорь, лежавший на палубе, высекла искры и, взвизгнув, отскочила в сторону.
— Заметил, да? — шепотом спросил Витя.
— Нет, хитрит. Прогоняет с берега, — ответил капитан-лейтенант. — Еще ставить будут.
Действительно, вскоре появились другие самолеты. Они обстреливали из пушек и пулеметов берега, но теперь Витя не обращал внимания на пули, а старался услышать знакомые свист и удар по воде. Таких ударов он насчитал восемь.
На посветлевшем небе обозначились горбы правого берега, и самолеты улетели. Над поверхностью воды, подгоняемые ветерком, проплывают клочья полупрозрачного тумана. Около берега врассыпную метнулась мелкая рыбешка, спасаясь от проснувшегося и голодного речного хищника.