Есть такие
Шрифт:
Лес впереди уже не казался позолоченным, а был испещрён чёрными пятнами движущихся теней . Мы, как завороженные, стояли и смотрели с высоты на это удивительное зрелище. Птицы медленно планировали над самыми верхушками леса, бурым золотом отливали только их спины и верх могучих крыльев.
– Смотри! Справа ещё одна группа направляется с холмов к солнцу.
– О! И с левой возвышенности! Они все летят на закат. Всегда. Вальдшнеп -- это вечерняя птица. Максим, а знаешь, нас ожидают перемены в личной жизни, - сказала она как-то грустно.
– Так ведь с нами эти перемены
– Нет, мне кажется... Если бы мы увидели такое множество вальдшнепов "до" того... А мы увидели их представление "после" того... И перемены в жизни "будут", а не "произошли". У нас так говорят...
– Иона, в жизни всегда происходят перемены! И что? Не жить теперь что ли! Через две недели занятия в школе заканчиваются! Лето впереди! У нас с тобой вся жизнь впереди!
Со всех сторон на нас опускались вечерние сумерки. Округа начала погружаться в прохладную тишину. Мы не спешили по домам, нам и здесь было хорошо.
В начале июня нас отозвали из Монголии. Это я узнал от отца только в поезде уже на территории СССР, когда подъезжали к Уралу, до этого родители делали вид, что собираются в отпуск на три недели. Я не хотел уезжать, но Иона только усмехнулась: "Езжай! Я хоть отдохну от тебя!"
И вот мои родители меня обманули. Меня словно по лицу ударили! Если б знали окружающие, как заныло моё сердце! Только одна мама почувствовала ту пустоту, что одолела меня. Ни город, ни Родина не радовали. Всё и все чужды душе. Я не выходил из квартиры, сидел безмолвно, скованный предательским холодом.
А потом была война... грязь... голод... холод... боль... смерти...
Вернулся домой за месяц до окончания войны, комиссовали из госпиталя. Соседка, когда-то мы учились вместе в начальных классах, плакала над только что полученной похоронкой мужа, двое девчушек шести и четырёх лет молчаливо смотрели на мать, съёжившись на диване. Она отдала мне ключи от квартиры, за которой присматривала все эти годы, подала похоронку на отца, что пришла ещё в 1942 году, рассказала, что мама умерла в прошлом 1944 от операции после надсады.
Потом работа на Уралвагонзаводе началась не очень удачно, опять госпиталь -- вынимали оставшийся осколок из груди, тяжёлая реабилитация. Соседка ухаживала за мной, да так и осталась в моей квартире, поселив свою мать с малышками.
В первый же отпуск я собрался на поиски своей любви, знал, что сюда не вернусь. Граница из Бурятии была легко проходимой. Я хотел тишины, хотел жить среди горных холмов, покрытых лесами, хотел купаться в ледяной воде горной реки, хотел вновь восхищаться полётом удивительных, таинственно медлительных вальдшнепов. Я хотел прижать к себе Иону и никогда не выпускать её из своих объятий!
Но их селения как не бывало! Кто говорил, что наводнением смыло, река действительно стала шире, подмыв берег, на котором когда-то стояли дома. Кто-то даже говорил, что все жители погибли... Никаких следов -- всё заросло мелким кустарником, только высоко на повороте холма угадывались очертания спортивной площадки под молодой порослью. Вернулся на Урал, женился на соседке, удочерив девчонок...
Мальчуган
– И-о-на! И-о-на! Прости!...
– Кричало внутри! Но он лишь едва шевелил губами...
– Мама! Мама! Дедуля умирает!
– Бросился мальчуган в сад.
– Мама! Беги скорее! Дедуля умирает!... Икону просит!...
ПРЕДСКАЗАНИЕ.
Второй день свадебного вечера подходил к концу, но гости не собирались разъезжаться, все три больших комнаты в старом заводском доме были забиты, но стало немного потише, чем вчера. Мужчины, что постарше, громко о чём-то судачили в той, что поменьше; в той, что у входа, соседки помогали хозяйке справиться с угощением, а за свадебным столом молодёжь веселилась в полную силу под присмотром мамы и свекрови.
Вчерашнее свадебное платье она сменила сегодня на белый костюмчик, вместо фаты сегодня в волосах белый игольчатый цветок на левую сторону головы. Статный муж восседал на отведённом ему месте. Танцевать в тесноте не хотелось, и она вышла проветриться. Проходя мимо взрослых, остановилась, привлечённая громким спором, присела рядом с отцом на лавочку. Муж хозяйки, тётки жениха, невысокий щупленький с тремя белыми волосками на голове, брызгая пьяными слюнями, что-то доказывал собравшимся, тыкая указательным пальцем то одному под нос, то другому.
– Ты мне не тычь! Я не Иван Кузьмич!
– Не выдержал отец такой бесцеремонности, отталкивая руку соседа уже не первый раз.
Вообще, отец всегда был сдержан и не особенно разговорчив, но вынужден был находиться в этой чуждой ему компании из-за неё. Она прижалась головой к его плечу, улыбнулась, погладила его по руке. Он терпеливо вздохнул.
Это произошло неожиданно, сват опять протянул свой указательный к лицу отца -- тот откусил ему конец и выплюнул назад через плечо. Хлынул фонтан крови! Все отрезвели, бросились искать бинт! Сват визжал! Один отец сидел спокойно:
– Я предупреждал. Не тычь! Я не Иван Кузьмич!
– Вытер салфеткой рот и вышел из-за стола.
Приехала скорая, забинтовали палец. Хозяйка нашла на полу окровавленную фалангу с целым ногтем, тихо плача делилась с соседками этим горем. А молодёжь в соседней комнате отплясывала так, что посуда на столах звенела. Мама, как узнала о произошедшем, обеспокоенно промолвила:
– Это не к добру, дочка! Ой, не к добру!
Спали гости обе ночи у соседок. На третий день все потихоньку начали собираться по домам. Сват со своим перевязанным обрубком ни на кого не смотрел, сидел в уголке на кухне, так как место для его болячки не было предусмотрено.