Есть такой фронт
Шрифт:
1928 год. Его, сельского активиста, культармейца, комсомол направляет в органы государственной безопасности. С тех пор он всегда на переднем рубеже борьбы за новую жизнь.
…Предутреннюю тишину разорвал телефонный звонок, вывевший Кирилла Фомича из раздумья. Он поднял трубку.
— Слушаю, — промолвил спокойно.
— Товарищ капитан, это я, Кривцов. Прошу немедленно явиться в управление.
— Сейчас буду.
Тревожные ночи чекиста. Это не первая такая ночь в жизни Кирилла Фомича. Он быстро, но спокойно
Анастасия тоже поднялась вместе с ним. Она подошла к мужу, заглянула ему в глаза, промолвила:
— Береги себя…
Кирилл Фомич подошел к кроватке, где спала Наташа. Наклонился к ее головке еле коснувшись губами. «Спи, родная. Хотя четыре года твоей небольшой жизни минуло в войне, еще и теперь для нас война не закончилась».
Утром ветер немного утих, но холод все еще давал о себе знать. Серые туманы затянули долины, заволокли леса, заслонили солнце. Оно, поднимаясь все выше и выше, постепенно освобождалось от тумана и вырисовывалось на небе бледным холодным кругом.
— Может быть, в полдень погода улучшится, — с надеждой промолвил капитан Дидусь.
— Должно потеплеть. Весна, — ответил Андрей Павлович Кривцов, молодой офицер, исполняющий обязанности начальника Яворовского районного отдела госбезопасности. Затянувшись дымом, он продолжал: — А вообще нам, наверное, будет жарко и без потепления.
Оба чекиста сидели сзади на охапке соломы, прикрытой плащпалаткой. Впереди на подводе, закутавшись в засаленный кожух, удобно устроился ездовой Порфирий Пантелеймонович Бондаренко. Он без надобности, по привычке, время от времени покрикивал на коней и безразлично разглядывал еще покрытые снегом поля. Впереди виднелся лес. Лошади тяжело ступали в месиве снега и почвы.
— Для многих сел это будет первая колхозная весна, — сказал Кирилл Фомич и задумался, наверное вспомнив о первых колхозах на родной Киевщине.
— Бандеровцы колхозников терроризируют. Стариков, детей не жалеют. Озверели, — заметил Кривцов.
— Да, озверели, — поддержал разговор Порфирий Пантелеймонович. — Помните, Кирилл Фомич, прошлой весной мы были в одном селе, где бандеровцы учительницу повесили и председателя сельсовета зарубили.
Капитан Дидусь кивнул головой, дескать, как же такое можно забыть?
— Пока вы, товарищ капитан, с людьми беседовали, — продолжал ездовой, — я с одним дядькой сел перекурить, ну и разговорились. Он оглянулся вокруг, нет ли посторонних ушей, и говорит: «Бандеровцы, они — как бешеные собаки, на людей бросаются. Конец свой чуют. Залили они людям сала за кожу, ох и залили». — «А чего люди терпят их?» — спрашиваю. — «Потому, что жить хотят. Боятся иродов. Но уже долго терпеть не будут».
— Верно говорил тот дядька. Я помню, Петром его звали, — Кирилл Фомич улыбнулся. — А вы тогда, Порфирий Пантелеймонович, отличились, помогли на след схрона
— Не напал бы я, если б не тот Петро… Хороший человек. Обязательно в гости к нему поеду. Приглашал. — И Порфирий Пантелеймонович так затянулся дымом сигареты, что она заискрилась в его толстых губах.
Глянув на часы, Кривцов сказал:
— Таким транспортом разве только за смертью ехать. При такой езде до Любели доберемся лишь через час.
— Вы, товарищ начальник, на транспорт… того… не очень сетуйте, — отозвался ездовой. — Теперь это самый ценный транспорт. Универсальный. Он тебе ни забуксует, ни заглохнет. — И Бондаренко бойко, с гордостью протянул: — Вйо!
Лошади, вытянув шеи, покатили подводу быстро вперед.
Кривцов начал нервничать: ведь дело не терпит промедления. Уже тот факт, что капитан Рыбалко, начальник Краковецкого райотдела органов госбезопасности, позвонил в Яворовский райотдел поздно ночью, говорит сам за себя. «Прошу прибыть как можно скорее. Это необходимо для дальнейшего проведения операции». Капитан Рыбалко сообщил, что в селе Любеля убиты два бандита, но ни местные крестьяне, ни сотрудники Краковецкого райотдела не могут установить их личность. По-видимому, убитые не принадлежат к бандбоевкам, действовавшим на территории Краковецкого района, а забрели в село Любеля из Яворовского района…
Кривцов задумался: если предположение капитана Рыбалко подтвердится, то, возможно, удастся напасть на след боевки, которая в последнее время усилила террор в селах Яворовщины.
И он снова беспокойно взглянул на часы, а затем на Кирилла Фомича, будто тот мог заставить ездового ехать быстрее.
— Узнаем ли бандитов? — с сомнением спросил Кривцов.
— Обязательно, — спокойно ответил Кирилл Фомич, и в его словах было столько уверенности, что у Кривцова окончательно развеялись сомнения.
Да, Кривцов не ошибся в том, что взял с собой именно капитана Дидуся: он лучше всех знает преступную деятельность оуновцев, состав бандитских боевок.
За разговорами чекисты не заметили, как приблизились к лесу. А вот и село. Приземистые, почерневшие хаты, сараи грустно виднелись среди серых снежных барханов. Из села доносился лай собак.
— Наконечное-второе, — сказал капитан Дидусь. На душе у него было неспокойно.
Вдруг Кривцов резко привстал и схватил капитана Дидуся за плечо…
— Посмотрите! Посмотрите туда! — он показал рукой на одинокую человеческую фигуру, быстро отдаляющуюся от хаты, которая осиротело стояла на краю села.
— В лес удирает. И чего бы это вдруг вот так, по полям, напрямик? — вслух раздумывал Кирилл Фомич.
— А мы сейчас спросим, — решительно сказал Кривцов и тут же крикнул: — Гражданин, гражданин, подождите!
Но неизвестный, оглянувшись, не остановился, а изо всех сил помчался по направлению к лесу.