Эстафета поколений

Шалимов Александр Иванович

– Посмотрите на него, он боится, - президент покачал головой, - боится, что больше ничего такого не получится. А мы теперь ломаем головы, что нам делать с тем, что уже получилось... Итак, слушаю ваши окончательные предложения, коллеги.

– Рассматривать случившееся как эксперимент, - буркнул профессор Норберт.

– Передать все на решение Высшего совета народов, - твердо сказал профессор Усам.
– В прошлом это преступник, он и у нас совершил преступление, едва профессор Норберт разморозил его. Надо передать его органам справедливости. Пусть они и решают, что он

заслужил.

– Это ужасно, - произнес профессор Норберт, - и это говорит ученый двадцать первого века.

– Да, потому что не хочу, чтобы бациллы преступности снова распространялись в нашем обществе. Человек все еще слаб... А такое весьма заразно. Мы почти покончили с преступностью не затем, чтобы все начинать сначала.

– В таком случае я настаиваю, чтобы решениз было обсуждено на Большом совете Академии, - сказал профессор Норберт. Пусть выскажут свое мнение ученые всей планеты.

– Всемирная Академия не компетентна, когда речь идет о преступлении, - возразил Усам.

– Повторяю, речь должна идти прежде всего об эксперименте, небывалом эксперименте огромного значения.

– Но вы забываете об Элине. Она даже не сотрудник Академии холода. Она - жертва преступника.

– Для науки люди шли и не на такие жертвы.

– Нет, с вами, профессор Норберт, невозможно спорить. Вы просто фанатик!

– А вы формалист, сухарь; вы лишены элементарных качеств настоящего ученого.

– Коллеги, коллеги, - заволновался президент.
– Успокойтесь. Сохраняйте необходимую всем нам объективность суждений.

Наступило напряженное молчание.

– Может быть, действительно поговорить с Элиной, - заметил наконец президент, словно рассуждая сам с собой.

– Зачем?
– взорвался профессор Норберт.

Профессор Усам пожал плечами и отвернулся. Этот жест мог означать и одобрение и порицание.

В кабинете снова воцарилась тишина. Такая тишина, что стал слышен еле различимый напев кондиционера, напоминающий, что за окнами лето.

– Хорошо, - со вздохом сказал президент.
– Я предлагаю поступить следующим образом...

Он не успел объяснить, как следует поступить, потому что вспыхнул световой сигнал на настольном экране и голос невидимого секретаря произнес:

– Прошу извинить, но к вам обращаются из службы Публичной информации. Говорят, что-то важное и срочное. За последние полчаса обращались уже несколько раз. Вы разрешите?

– Да, - сказал президент.

Тотчас осветился большой переговорный экран, занимавший одну из стен кабинета. Откуда-то из самой его глубины выбежала женская фигура в очень коротком ярком платье. Она стремительно приблизилась, и профессор Норберт узнал Элину. Ее лицо в пышном ореоле золотистых волос выглядело спокойным, но грудь высоко поднималась, а глаза блестели ярче, чем обычно. Казалось, она соскочит сейчас на мягкий ковер, которым устлан был пол кабинета, но она резко остановилась в раме экрана, не отрывая взгляда от сидящего за столом президента.

– Простите меня за вторжение, - начала она. Тут голос ее прервался и она глубоко вздохнула.
– Я... мне сказали, что сейчас решается судьба Тома Джонсона.

Так вот я хочу вам сказать: мы только что говорили с ним и решили, - она на мгновение опустила глаза, - решили, что будем вместе... Вообще вместе... Вы поняли?.. Я беру на себя всю заботу о нем, пока он не привыкнет к новому для него миру... Вы меня поняли?..

– Конечно, - медленно заговорил президент.
– Но я не знаю, как на это посмотрит профессор Норберт. Ведь Томас Джонсон, как бы это точнее выразить, его пациент и подопечный - центральная фигура весьма важного эксперимента, столь успешно проводимого профессором Норбертом...

– При чем тут Норберт, - возмутилась Элина.
– Разве Том пленник Норберта? Или морская свинка? Ну Норберт оживил его. Очень хорошо, спасибо ему за это... Но теперь каждому пора идти своим путем... Норберт пусть возвращается к своим замороженным саркофагам, а Том...

– Возмутительно!
– произнес профессор Норберт.

– Ах, вы здесь, профессор, - не растерялась Элина. Очень хорошо. Пожалуйста, не думайте, что я хотела вас обидеть. Вы же знаете, что Том совершенно здоров, и чем скорее он покинет клинику и окунется в нормальную жизнь, тем будет лучше для него и... всех нас.

– Возмутительно!
– повторил профессор Норберт, все еще не веря своим ушам.

– В общем, мы хотели бы уехать еще сегодня, - закончила Элина.

– Куда?
– поинтересовался президент.

– Сначала в какой-нибудь тихий уголок... В Полинезию или на Багамские острова, а потом посмотрим. Если профессора Норберта интересует дальнейшая судьба Тома, я буду держать его в курсе дел...

– Нет, это просто...
– Профессор Норберт попытался подыскать какое-нибудь крепкое слово, чтобы выразить возмущение, обуревавшее его, но не мог вспомнить ничего подходящего. Кто в этом случае может распоряжаться, планировать, решать, я или...

– Мне кажется, в этом случае мое решение и желание тоже что-нибудь да значат, профессор, - отчеканила с экрана Элина.

Профессор Норберт потер переносицу и отвел глаза, стараясь избежать спокойного и твердого взгляда молодой женщины.

– Я все-таки полагаю, - сказал президент, - что кое-какие детали вам, моя дорогая, следовало бы согласовать с профессором Норбертом. Ведь во всем, что произошло, его роль тоже не последняя, и он, как и вы, желает Тому только добра...

– Хорошо, - кивнула Элина, - я буду ждать профессора Норберта в его кабинете. Я говорю сейчас из Академии холода, пояснила она.
– Благодарю и до свидания. С вами я не прощаюсь, профессор Норберт.

Экран померк, и изображение Элины исчезло.

– Ну как?
– спросил президент с улыбкой, поглядывая на своих собеседников.
– Какова!

– Придется предложить ей место ассистента, - задумчиво сказал профессор Норберт.
– Мой ассистент Вил решил покинуть Академию холода...

– Попробуйте... Но не препятствуйте особенно, если они будут настаивать сейчас на отъезде. Неколько недель на Багамских островах - прекрасный вариант в этом эксперименте. Тем более что рядом с вашим подопечным будет находиться ваш ассистент.