Эстер. Город под запретом
Шрифт:
— Не слушай его, Ева. У нас все хорошо… — поспешила перебить мужа Мелисса, обняв дочь за плечи.
— Вы — живы, и это главное, — постаралась улыбнуться Ева маминой ласке, но отец от ее слов уже встал на ноги.
— Какой толк в такой жизни, как у нас? Мы — изгои в обществе, нас даже из хлебной лавки спешат выставить за порог, лишь бы я или Мелисса не решили с кем-нибудь заговорить. В нашем доме давно протекает крыша и сбоит свет, потому что все ремонтники обходят стороной эту улицу. И ты, словно специально, приходишь сюда и каждый раз напоминаешь, что, помимо всего прочего, мы и дочь свою потеряли!
—
— Вы — живы! — зло повторила сквозь зубы Ева. — Далеко не каждый в Амхельне может так смело сказать о своих близких. С вами не говорят в магазине? У других нет даже денег на хлеб! Ты жалуешься на протекающую крышу? А у кого-то и дома вовсе нет! И да, Смерть побери, я служу Равену только ради того, чтобы вас все обходили стороной — и светлые, и темные! Или что, отец, ты соскучился по внезапным визитам эпигонов в твой дом? Забыл, каково это — зависеть от настроения гегемонов Тьмы, когда сегодня они тебя решают помиловать, а завтра снова готовят эшафот?
— Хватить лицемерить, Еванджелина, — еще пущее захрипел Льюис, тыкая в дочь пальцем. — Ты можешь сколько угодно оправдывать себя заботой о нас, но за все эти годы ничего не изменилось! Потеряв все, мы с твоей матерью продолжаем гнить в этой дыре, пока ты вертишь хвостом среди эти зазнавшихся ублюдков! А все почему, напомнить тебе? Напомнить?
— Лью, прошу… — умоляюще шептала Мелисса мужу, а потом поворачивалась к дочери. — Ева, не слушай его…
— Потому что я оказалась смелее тебе, папа, — зло улыбнулась Ева. — Смелее многих в этом проклятом городе!
— А, так, значит, ты считаешь себя героиней? — не обращая внимания на мольбу жены, Льюис ненавидящим взглядом продолжал сверлить свою дочь. — Предала родителей и гордишься? И ради кого? Ради тех, кто забыл о нас уже на следующий день?
В этом споре она всегда проигрывала отцу. Рано или поздно ему удавалось подобрать слова, после которых у Евы вставал ком в горле, а крепкая стена, выстраиваемая ею изо дня в день в качестве оправданий за свои действия, рушилась как карточный домик. Шпионка судорожно сжала в кармане кофты хрустящие купюры, их она собиралась передать матери, как это делала при каждой встрече, но сейчас деньги казались лишь жалким откупом за все, в чем Ева была виновна.
— Дорогой Льюис, вы были жалким как до падения, так и после, — раздавшийся из гостиной сильный и уверенный голос заставил всех разом вздрогнуть. — И даже удивительно, откуда в мисс Рид столько храбрости…
Чтобы предостеречь маму от нервного обморока, Ева взяла ее за руку и медленно обернулась. На входе в столовую, опираясь на трость, стоял брюнет с ровной проседью на висках. На его плече грозно восседал черный ворон. Зеленоглазой шпионке понадобилось всего пара секунд, чтобы сообразить и мысленно шлепнуть себя по лбу за оплошность — по прибытию, она забыла закрыть за собой зеркало-портал. Должно быть он искал ее дома и, не найдя, пришел сюда. Зачем? И что он мог услышать?
Когда Ева начала работать на Равена, а ее родители оказались в опале, Советник запрещал общаться с ними. И в первый же раз, когда она нарушила это правило, то ее едва не отправили на корм к вурдалакам,
— С-советник Г-галбрейт, — тут же заикаясь, вышел вперед отец Евы. — К-какая честь видеть вас в своем доме…
Но наигранная учтивость Рида нашла в лице Равена лишь нескрываемое презрение.
— Вы, Льюис, за всю свою жизнь не сделали ничего значимого, и свой шанс уже давно упустили. А вот ваша дочь еще в юности совершила хоть и глупый, но смелый поступок, — по взгляду Советника Амхельна, как всегда, трудно было догадаться, что он скажет в следующий момент — объявит о помиловании или вынесет очередной приговор. — За свою глупость Еванджелина уже порядком рассчиталась, но смелостью смогла добиться того, о чем многие в Амхельне могут только мечтать.
Случай, когда на пороге дома Евы однажды появилась еле державшаяся на ногах Леди Тали, перевернул жизнь Ридов с ног на голову. Сбежав из плена Равена, тогда еще кандидатка на пост Верховного Хранителя Эстера искала любой помощи, и никто кроме Евы не решился помочь ей. За этот необдуманный поступок она и расплачивается уже который год, а ее родители стали персонами нон-грата во всем Амхельне.
От того Ева сейчас с еще большим сомнением смотрела на Советника — казалось, что в отличие от осуждающего отца, он как будто хвалил и поддерживал ее за то, что Ева когда-то помогла Леди, хотя именно этот момент войны отбросил Амхельн от Эстера на много лет.
Галбрейт любил играть в такие игры, нарочно провоцируя своих жертв собственноручно затягивать петлю на своей шее. Поэтому Равен сделал паузу и ждал, осмелится ли кто ее нарушить. Но Мелисса лишь прижалась к дочери со спины, Ева смотрела на наставника с отработанной годами беспристрастностью, и только Льюис, казалось, забыл, как дышать.
— Мне показалось, или вы со своей женой не одобряете приверженность дочери службе адептам Тьмы? — четко выверенная угроза в словах Галбрейта целилась в родителей Евы, но не могла не задеть их дочь. Равен отлично знал, что руководит одной из его самых верных шпионок, и никогда не избегал возможности напомнить, на насколько коротком поводке он держит ее.
— Нет, сэр, конечно же, нет, — залепетал Льюис. — Мы очень гордимся тем, как высоко удалось подняться Еве. И поверьте, была бы у нас с Мелиссой возможность, то мы не меньше бы старались доказать вам свою верность…
— Но у вас нет такой возможности, — довольно ухмыльнулся Равен и, глянув на Еву, кивнул ей в сторону портала. Он пришел за ней и тратить время на бесполезную болтовню с ее жалкими родителями больше не намерен. — Мисс Рид, нам пора!
К такому повороту даже Ева не была готова. Обычно ей давали хоть несколько дней на то, чтобы зализать раны после очередного задания. Охота у генерала Вагнера окончательно добила ее, сначала поиском новых бегунков по всей стране, а затем убийством самого генерала. Поэтому-то она и кинулась в первую очередь навестить родителей. Кто знает, что Равену или лорду Орлу могло прийти в голову после обвинения Евы в причастности к убийству генерала.