Естественная история Рая
Шрифт:
Борьба и насилие в любви
Божественнее давать, нежели получать.
Чтобы обеспечить себе более выигрышное положение в любовной борьбе, Адам не колеблясь внедряется в стан врага. Тут унижение Евы достигает своего апогея. Когда ему нужно оплодотворить уже отложенные Евой яйца, он слегка уязвим для ее атак; в один прекрасный день, когда он видит, что она готова отправиться на боковую, он наскакивает на нее, опрокидывает, пыряет, как говорится, ножом. Берет ее силой. Она может протестовать, извиваться, всё, что угодно. Адам находит это беспомощное восстание весьма трогательным, его наполняет спокойная сентиментальная радость. Он ее поимел. Он в нее проник, и она должна снести и это. За миллионы лет вошло в обычай, что Еву нужно насиловать. Весь ее физический строй приспособился к получению удара, и тот по мере развития стал даже приносить ей своего рода облегчение.
Но обязательно наступает момент, когда ей удается удержать его на расстоянии. У него нет права, кроме как в нужные моменты, а эти моменты зависят исключительно от Евы. Когда она хочет малышей, он может идти напролом. Но вне этого — ничего. Таким образом, большую часть
Но тут приходит обезьяна, и всё меняется. Он совершенно чокнутый. Он хочет всё время. Он начинает вожжаться с нею днями напролет. Он эстет. Любовь уже не просто обязательство. Она становится игрой, искусством, и мужчина тоже пускается во все тяжкие, полный задора и пыла. Но вот что удивительно: судя по всему, всё это нравится и женщинам. Ева придает себе дополнительную и совершенно нефункциональную значимость, и это наводит на размышления, ибо она красной нитью проводит через весь этот процесс странное представление об изнасиловании, о глубоко раненной в самое сердце невинности. Это приводит к тому, что в Калифорнии за изнасилование могут осудить на смерть. Несколько лет назад, однако, в полицию обратился мужчина, которого при помощи сообщницы изнасиловала женщина. Возникает вопрос, не возымеет ли приговор по этому делу такой же громкий резонанс, как и дело Чессмена10, — возможно, с более веселым решением.
Дело в том, что представление об изнасиловании женщины не выдерживает никакой критики и кажется сметанным на живую нитку. Оно могло бы быть оправдано только в том случае, если бы мужчина что-то у женщины брал. Так это и пытаются преподнести. Но здесь как раз противоположный случай: он ей что-то дает. Мужчина во время любовного акта не овладевает женщиной, совсем наоборот. Как раз женщине на какое-то мгновение кажется, что она его вобрала. И однако же он только оставляет ей кое-что, а сам ретируется. Естественно, если на это способен. Всё это объяснимо, только если принять, что богиня-мать полностью в курсе бесполезности эскапад самца, этого мужского паразита, в деле продолжения рода. До определенного момента она отзывчива, и если он подкатывает, гладит ей под столом ногу, она смягчается, не в силах устоять перед ласками; и тут-то, в момент, когда она совсем размякла, он спешит ее оплодотворить. Внезапно она понимает, что подлецу удалось замахнуться на малышей; побелев от ярости, она набрасывается на него и убивает на месте. Это надувательство донимает ее всё больше и больше, так что она начинает скрывать малышню в себе до тех пор, пока они не вполне готовы оттуда слинять. Чем выше мы взбираемся по эволюционной лестнице, тем дольше она сохраняет их в себе или рядом с собой. Именно на этой стадии Адам, преследуя свои цели, в нее и проник. Она не против, потому что получается, будто она его в то же время заглатывает. И из-за того, что всё оборачивается как-то иначе, всегда после этого несколько разочарована. Всё идет не совсем так, как она хотела. Она думает, что им овладела, а он всё же ускользает. То, что Адам отбирает у Евы при любовном акте, это просто ее добыча, просто он сам снова завладевает собой. Тем самым она чувствует, что, пребывая в совершенной гармонии, подверглась насилию со стороны пришлеца, по-прежнему воспринимаемого ею как паразит, который поместил в нее что-то чуждое ее собственному организму, но увеличивающееся и ее истощающее. В то же время обида здесь двойная, поскольку она чувствует, что этот зачаточный аппарат на самом деле принадлежит ей, а не ему: ведь это она его вскормила и выпестовала. Даже сегодня в приводимых женщинами против мужчины доводах можно обнаружить суждения, которые объяснимы только на основе подобного видения событий. Когда женщина спрашивает: «Ты меня любишь?» — ей нужна не симпатия. Это означает: «Ты мне верен, я тобой обладаю?» Это даже не персональный вопрос. Он куда шире: «Одержим ли ты женственностью?» Презрения к тому, кто одержим, вполне достаточно, чтобы женщина сполна выказала ему свою симпатию. Эта симпатия — месть тем, кто не пошел у нее на поводу. И немало мужчин извлекают пользу из подобного положения посредника, но они редко очень уж преуспевают: симпатия между женщинами куда сильнее.
Адам становится героем
В какой-то момент Ева наконец понимает, что ей никак не избавиться от Адама. Она может подбить всех Адамов помериться силой, но результат, по существу, катастрофичен. Численность, конечно, падает, но в подобных обстоятельствах единственный в результате такого отбора Адам становится просто сногсшибательным и совершенно неукротимым, когда представляется ей в качестве победителя. Только и остается, что попытаться его приручить, сделать полезным; и полезность берет свое начало главным образом в его агрессивности. Он может драться, а это означает, что он может и защищать.
Для Адама тут наступает великая эпоха. Внезапно его жизнь приобретает смысл, чего за ней до тех пор не водилось. Он обретает смысл жизни. Из задиристого странствующего рыцаря он превратился в настоящего героя, защитника «слабого» пола, притворно вобравшего в себя всю слабость мира. Его животная гордость больше не знает границ. Распевая, разглагольствуя во весь голос, преисполненный энергии, он выступает во главе отряда, у всех на виду, готовый наброситься на любого подвернувшегося агрессора. Ева вместе со своими малышами следует позади него на почтительном расстоянии, ровно на таком расстоянии, чтобы они могли сбежать, если вдруг возникнет опасность. Адам отводит угрозу и вступает в битву — и, бывает, находит свой конец на поле славы. Не велика важность. Их всегда достанет, чтобы утешиться. Это настолько углубленная — и с таким энтузиазмом — тема, что я отказываюсь углубляться в нее еще больше; тем паче что речь идет о занятии, которое в наши дни сильно подрастеряло свою актуальность.
Адам становится патриархом и отцом семейства
В героическую эпоху центром системы остается Ева. Роль Адама скорее периферийна, но в ней выдаются и моменты роздыха, и тогда у Адама всё больше входит в привычку с пышной и грубой бесцеремонностью проталкиваться к центру. Он хвастается своими победами, обсасывает
Оказывается, что в животном царстве, начиная с некоторого уровня, семейная жизнь обустроена по такой же модели. Звезды могут сойтись и по-другому, но, как правило, причуды и прихоти приходят со стороны Адама. Их бывает много или мало. Но они есть всегда. Патриархат начинается отнюдь не вместе с классовой борьбой в неестественном человеческом обществе. Корни его куда глубже.
Адам, творец справедливости
Адам не преминул ощутить пагубные последствия своей полезности — мнимой, совершенно липовой. Мало-помалу он соображает, что полезное для него не обязательно полезно для других. Он прибегает к всевозможным уловкам, чтобы скрыть это. Дело даже доходит до того, что он дает имя своим попыткам оправдаться. Он называет их «справедливость». Ну а Ева преспокойно выжидает. Она в точности знает, что справедливость и полезность всегда останутся на ее стороне; она подрывает и высмеивает все его потуги, пока вдруг не осознает, что взыскующий справедливости Адам работает на нее и против самого себя. С этого момента она резко прекращает критиковать справедливость. Она ее поощряет и начинает ею пользоваться. Отец семейства, теперь она знает, что это такое. Сохраняя присутствие духа, она сверх всякой меры льстит Адаму, поощряя в нем его полное отсутствие. Он попал впросак, и она спокойно дожидается, когда эта самая справедливость восторжествует.
Господство Адама покоится на его бойкой агрессивности. Если удастся его усыпить, можно обкорнать ему волосы — или что там еще. Если удастся выставить его насилие подозрительным и нежелательным, всё остальное приложится. Если насилие может существовать только для защиты справедливости, всё пойдет хорошо, ибо справедливость строится на основе равенства единиц, а единицы эти суть человеческие существа. Раз уж женщины признаны в качестве таковых, игра лишена всякого риска. Это же в точности специфическая способность мужчины: он способен уточнить, что именно справедливо. Всё происходит так, как и должно происходить. Все становятся равными перед законом, мужчины, женщины, все. Но это не дает желаемого эффекта, пока справедливость должна поддерживаться агрессией, ибо этот фактор остается в руках мужчины. Орудия агрессии совершенствуются до такой степени, что женщина уже может нападать и разрушать ничуть не хуже мужчины. Она может воспользоваться этими орудиями, но не приспособлена к этому. Тут-то она и требует, чтобы мужчина стал профессионалом, а не любителем. Он не должен любить свое ремесло. Снабженная необходимым оружием, Ева даже полагает, что превзойдет мужчину в битве. Единожды начав, она обязательно доходит до самого дна. Разрушая, она возвращает себе верховенство, а если вдобавок речь о правом деле, уже нет нужды обуздывать свои агрессии. Можно спокойно приниматься за устранение всего и вся, систематически. В мире Евы нет внутренних угроз. Одна гармония. Угроза единственно снаружи, совпадает с тем, что снаружи.
Была предпринята попытка привести дело к общему знаменателю, связав Адама и Еву в постоянную пару. Семья, брак: оправданием служит содержание детей. Помимо этого, нет никаких долгоиграющих оправданий. Дабы не допустить, чтобы мужчина платил за детей, прижитых не от него, неверную жену осуждают на смерть. В Индии, чтобы жены не травили мужей, требуют сжигать их вместе с трупом мужа. Запрещают развод. Результат более чем жалок.
Правовой характер брака требует справедливости во всех отношениях и исключает любую возможность щедрот. Они должны расцветать на внебрачной почве. Для того, кто работает в обществе, — на ниве эксплуатации, а для партнера, который социально не ангажирован, — либо по отношению к детям, либо в свободных играх внебрачных отношений. В результате чего имеешь право на любовные удовольствия только с женой соседа. Это становится легализованной институцией, которая связывает всех вместе страстной внебрачной общительностью, основанной на стерильном браке, которая служит местом отдохновения поодаль от ревности и от не оставляющей ни минуты покоя борьбы за притеснение. Оба партнера отсылаются к общительности, к страстной анонимности.
Конец Адама
Да здравствуют социальное и неоспоримая истина.
В конце Адама нет ничего ни трагического, ни неприглядного или комического. Всего-навсего тягостное дельце, и его лучше бы обойти молчанием, как судьбу паршивой овцы в благородном семействе. Проблема, которую Ева так и не смогла разрешить на разумной основе, улаживается самой природой, великой наставницей и воспитательницей с неисчерпаемыми ресурсами. Она ненавязчиво приходит на помощь дамам со своей системой социального, которая устраняет угрозы жизни. Адам проделал весь путь до вершины естественной иерархии видов, будучи полезным на случай угрозы, поскольку отличался способностью отыскать совершенно непредвиденные решения. Как только сочтут, что угрозы канули в прошлое, будет сочтено, что ушли в прошлое и его способности, а с ними и он сам. Так, во всяком случае, происходит я социальной сфере. Обществу нет нужды в мужчинах. Они стесняют, и мы видим, что повсюду, где животные объединяются в сообщества, число Адамов сведено к минимуму и на вооружение вновь взят изначальный метод их искоренения. В человеческом обществе это происходит путем изоляции в тюрьмах и домах так называемых «сумасшедших».