Естественный отбор

Забусов Александр

Ростовчанин непонимающе таращил глаза.

— Ты, что, так и не понял, что через трясину нас сам Болотняник вел. Оттого все и живы. — Пояснил Вольрад, отряхивая от болотной грязи, и без того ветхую одежонку.

— Вот так компот! Раньше предупредить не мог?

— Чего уж теперь! Поднимай мужиков, баб, девок, в восьми верстах деревня. Хозяин сказал, что ночевать там будет лепо.

— Добро!

Присел у ног Ладославы, взял руку усталой, грязной, вымотанной переходом девицы, заглянул в потухшие глаза.

— Как ты, княжна? Идти сможешь?

До сего времени, ему некогда было перемолвиться с молодой невестой

Ростовского князя и парой слов. Женская половина, вышедшая из передряги половецкого набега и последовавшего за ним пожара, на привалах и ночевках гоношилась над ней как квочка над цыпленком. Решение уйти от возможной погони через болото принял он сам.

Тем утром Лихой цыкнул на женщин и детей, раненых мужчин, на своих напарников, заставил их всех притихнуть, отойти на дистанцию от него и княжны. Встряхнул, аморфную, потемневшую ликом, после свалившихся на голову бед, молодую девку, считавшую, что все смерти на пути их следования, именно из-за нее. Не самое плохое начало в характере будущей жены правителя, но в такое лихое время, вредное и неприемлимое.

— Встрепенись! Погибнуть я тебе не дам! Но, помочь всем нам можешь только ты.

— Что нужно делать?

— Выжить и добраться до Ростова. Согласна?

— Да.

— А, примет ли тебя жених? Возьмет ли в свой дом?

— Его честь я ни чем не опозорила. Почему мои родные должны от меня отвернуться?

— Уже лучше! Тогда, вперед и с песней! И не стонать, ты княжна, на тебя общественность смотрит.

Затемно добрались до боярской усадьбы, находившейся как раз в центральной части большого села, проезд по улице которого, сопровождался лаем дворовых собак с крестьянских подворий и любопытными взглядами населения. Кого там в такое позднее время черт принес? Высокие дубовые ворота на кованых петлях, по причине темного времени суток были закрыты, и Лиходеев кулаком от всей души приложился к створам, услыхав брех дворовых кобелей, скорей всего бегавших свободно, и ответное слово кого-то из челяди:

— Кто там балует? До утра жди, боярыня с чадами почивать изволит!

— Отпирай ворота, смерд!, — повысил голос, обычно спокойный Смеян. — Боярыне передай, гости припожаловали, княжна Курская со свитой у ворот стоит. Да пошевеливайся!

Пока внутри решали, что делать и будить ли хозяйку, Лихой отошел подальше, попытался рассмотреть комплекс строений за высоким забором. Так как все село погрязло в темноте, то и боярского терема было не увидеть, и очертания его были смазаны, реалий никак не разобрать.

Разбуженный двор наполнился охами-ахами принимающей стороны. Дородная дама, Милада Чеславна, хозяйка этих мест, выяснив правдивость речей пришлых, как заправский полководец, командовала дворовым воинством. Видя то, как боярыня доброжелательно отнеслась к Ладославе, дворня не отставала от своей благодетельницы, оттеснив от молодой княжны в сторону сопровождавших ее девок.

Умучившись за день, сдав княжну, детскую и женскую часть коллектива с рук на руки, вместе с мужчинами по-быстрому напихавшись холодными пирогами с убоиной, все запив квасом, Лихой несмотря на слабые протесты боярыни, полез на чердак сарая в сено, спать.

Вот оно как бывает, пашешь как ломовая лошадь, недосыпаешь, недоедаешь, а стоит сбросить с себя ярмо ответственности, и ты вольный стрелок. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь. Лиходеев сидел на плоской крыше многоэтажки,

свесив ноги вниз, рассматривал людей, с высоты больше похожих на букашек, копошившихся на асфальте дорожек, машины, проезжавшие по близкой к микрорайону магистрали. И какого фига он сюда забрался? Времени много? Так сходи, проведай друзей! Соскучиться уже успел.

Оторвавшись от зрелища давно забытых видов, опустил взгляд на свои руки. Мать моя женщина! В руках держал полную миску густой деревенской сметаны, чуть желтоватой от процентов жирности, и пахучей до одурения! В сметане виднелся черенок деревянной ложки, основная часть которой благополучно утопла в плотной массе. Зачерпнул, и не долго думая, полнехонькую сунул в рот. М-м-м! Какое удовольствие! Ничего вкусней не ел! Еще! Еще! Без напряжения оприходовал половину. Передохнул и снова взялся за черенок. Шалишь! Хрен у меня кто отнимет такую вкусноту. Пусть с горшка день не слезу, но заточу всю!

В уши залетел какой-то посторонний звук. Заставил отвлечься от съестного. Что за б…ство? Не хочу-у! Звук, словно надоедливый поутру будильник, заставил открыть глаза.

Не далее, как в трех шагах от него, с жерди, за каким-то ляхом примастыренной в этом месте, горланил петух. Причем, крик его был, скорее всего, не первый, и даже не второй. Хозяин подворья надрываясь орал, скосив глаз на незнакомцев.

— Кыш, пернатый душман!

Лихой подхватил рядом лежавший сапожок Лиса, швырнул в наглую птицу, тут же отдуплился вторым, сбив несносного представителя птичьего племени вниз.

— Ну, конечно, оно чужим-то добром разбрасываться сподручней!, — послышался насмешливый голос хитрого представителя воинского сословия.

— Утро доброе.

— Кому как, а мне теперь сапоги шукать потребно. Батька, а свои сапоги, что, жаль взяла?

— Да, ладно, подумаешь. Далеко они не упали. Что под руку подвернулось, тем и пульнул.

Будто забыв о перепалке, Лис лежа на запашистом сухом сене, промолвил, глядя в открытое боковое пространство под скатами крыши.

— Хорс на небосвод взошел.

И тут же, будто вспомнив, что он не один здесь страдалец, сунул локоть под ребра соседу.

— Смеян, проснись, день на дворе!

— Что? А, ну, да…

В приподнятое сном и отдыхом настроение ворвались звуки обычной сельской жизни. С подворий кричали петухи, выводя гаремы на прокорм. Коровы, подоенные поутру, мычали, здороваясь с товарками, следующими к местам пастбищ. Людскому гомону вторили собаки. Денек обещал быть погожим. Лето на склон пошло, не за горами осень с ее дождями, туманами, а впоследствии ночными и утренними морозцами.

— Э-эй, боярич!, — раздался молодой, звонкий девичий зов снизу. — А чего это вы поршни разбросали?

Все разом подались вперед, перевернувшись на живот, свесились с верхнего настила сарая, жадными взорами окидывая прелестное создание, по возрасту дотянувшее лет до четырнадцати. По нынешним временам самое то! Гибкое тело, преодолев считанные метры, в два наклона с точными, без суеты, движениями рук, оприходовало в ладошку оба сапога с высокими голенищами. Задрав голову, заметила на себе голодные внимательные взгляды, поправила прядь волос цвета спелого колоса, слегка покраснела, но переборов себя, сама открыто и где-то с какой-то властностью вгляделась в воинов на отдыхе, словно коты щурящихся от удовольствия в лучах утреннего солнца.