Эта девочка Моя
Шрифт:
— Я не… я имею в виду… я не пыталась разбить твое сердце.
— Просто… — мой язык кажется невероятно тяжелым, и я провожу рукой по лицу, пытаясь собраться с силами, чтобы поговорить с ней об этом. — Дай мне закончить, а потом ты можешь говорить все, что хочешь.
— Хорошо, — тихо бормочет она, играя с ниткой на своей футболке.
— Никогда не было такого, чтобы я ненавидел тебя. Я знаю, я говорил, что ненавижу, и я прекрасно помню, как относился к тебе, но ненависти я не испытывал. Я просто ненавидел то, что ты ушла.
Я облизываю губы и продолжаю:
— Правда в том, что я долгое время ненавидела себя за то, что позволил тебе уйти. За то, что не попытался изменить хоть что-то. День, когда ушла моя мать, убил меня, но у меня была ты. Ты была рядом, чтобы поддерживать меня, а потом внезапно ты тоже ушла, и у меня никого не осталось. Мне казалось, что весь мир рухнул.
Мой голос дрожит, и я чувствую, как эмоции, которые я пытался проглотить последние три года, поднимаются на поверхность. Мой взгляд остается прикованным к полу.
Я не могу смотреть ей в глаза. Просто, блядь, не могу.
— Я не знала… то есть… я знала, но… — раздается шорох простыней, и через секунду ее рука прислоняется к моей щеке, заставляя меня поднять голову и встретиться с ней глазами.
— Неужели ты не знала, что значишь для меня? — спрашиваю я, мой голос становится глубже, мои глаза впиваются в ее, ища ответ на мой вопрос, ответ, который, я знаю, находится глубоко внутри нее.
Как она могла не знать?
Я не ходил на свидания с девушками, которые приглашали меня. Я даже не занимался сексом ни с кем, до того как она ушла. Я мечтал лишь о ней, ждал, пока она будет готова, и я ждал бы всю гребаную жизнь, если бы мне пришлось.
Выражение ее лица тоскливое.
— Я не понимала, что ты хочешь большего, пока не стало слишком поздно.
Вот оно, пресловутое признание.
— Это чушь, Ди, — с горечью рычу я.
— Нет, это не так. Я боялась, Кирилл. Боялась, что потеряю тебя, своего лучшего друга. Я боялась, что если мы переступим эту черту, то у нас может ничего не получится, и ты уйдешь навсегда. Я боялась потерять тебя… а потом я все равно тебя потеряла, так что, думаю, это уже не имеет значения.
Она боялась… чертовски боялась. Да и я не лучше.
— Я любил тебя, Ди. Я чертовски любил тебя. Каждая частичка тебя впилась в мою кожу, и когда ты ушла, часть меня умерла. Я стал другим, злым, таким чертовски злым, и я все еще злюсь, но я понял, что причина, по которой я так себя веду, связана только со мной.
— Мне жаль, — слезно извиняется она, и я отступаю на шаг, наблюдая, как ее рука опускается вниз.
— Мне тоже, — бормочу я, чувствуя, что могу сломаться.
Я продолжаю идти назад, пока моя спина не упирается в стену, я потираю лицо руками.
Я облажался. Я так облажался.
Глава пятьдесят пять
Диана
Я
Я хочу, чтобы он все еще любил меня.
Потребность быть рядом настолько сильна, что я чувствую, как мое тело движется к нему, как будто это происходит на автопилоте, я должна это сделать.
Я перемещаюсь к стене, возле которой он сидит, и сползаю по ней, прижимаясь к его боку. Я слышу, как тяжело он дышит, его руки сердито хватаются за пряди блестящих каштановых волос.
— Кир, — шепчу я, повернувшись к нему.
Он ничего не отвечает. Его тело пронизано напряжением.
Когда я пришла сюда сегодня, я не ожидала, что произойдет, что-то подобное. Я была уверена, что уйду отсюда со слезами на глазах, и думаю, что все еще могу. Я не знаю, что на душе у Кирилла, злится ли он на меня, на себя, на нас.
Он молчит, и я начинаю немного волноваться.
Я не знаю, как это исправить.
Как исправить его.
— Я… я могу уйти, если ты хочешь?
Мои слова как будто, что-то встряхивают внутри него, и он поднимает голову и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
Я непроизвольно выдыхаю, когда вижу слезинки, поблескивающие в уголках его глаз.
— Не уходи, Диан. Не сегодня. Останься со мной. Позволь мне обнять тебя. Позволь мне почувствовать, что я не все испортил. Что я не разрушил окончательно нашу дружбу и наши чувства.
— Все хорошо Кирилл. Все хорошо.
Сказав это, я не знаю, может ли все быть как раньше, можем ли мы быть друзьями как раньше, после всего что было, со всей этой душевной болью, но одно я знаю точно, ничего еще не разрушено.
— Давай просто ляжем на кровать. Мы можем поговорить еще, когда ты захочешь, но сейчас я хочу, чтобы ты обнял меня.
Я дергаю его за руку, но он не двигается с места, и на мгновение я задумываюсь, а не передумал ли он.
Затем, словно почувствовав, как во мне закрадываются сомнения, он быстро встает. Я замечаю, что его глаза набухли и налились кровью, когда он поднимает меня на ноги, и я смотрю на него, полностью поглощенная мужчиной, стоящим передо мной.
Вместо того чтобы подойти к кровати, как я ожидала, он подходит к комоду и открывает пару ящиков, роется в них, как будто что-то ищет. Через минуту он достает треники и футболку, которую, я уверена, он надевал миллион раз.
— Для сна подойдет? — спрашивает он, протягивая мне вещи.
— Это конечно не мой Микки, но сойдет.
Я ухмыляюсь, принимая вещи из его протянутых рук.
Он улыбается мне в ответ, а после расстегивает пуговицу на своих джинсах и спускает их вниз по мускулистым бедрам.