Эта горькая сладкая месть
Шрифт:
И она вновь плеснула в стаканчик водку. “Сама ты хороша, пьянчуга”, – подумала я, глядя, как Вика меланхолично жует кусок засохшей горбушки, и спросила:
– Что же такое ты сделала Павловским?
Женщина вздохнула.
– Непокорность проявила. Сначала, как все, на посылках была: принести, постирать, приготовить. А потом Виолетта звонит и плачется: “Дорогушень-ка, такое несчастье случилось”.
Оказывается, Светка стала истицей в судебном процессе. Продала квартиру, а деньги ей не отдали, “кинули”. Мошенника поймали, и он пошел под суд. Теперь нужен человек, характеризующий подследственного с плохой стороны.
Вика
– Постой, – удивилась я, – неужели судья не заметила, что ты прописана по другому адресу? Вика захихикала.
– Эта змея Виолетта – хитрая стерва. Велели говорить, что фактически живу рядом с Виноградовыми – снимаю жилплощадь в соседней квартире.
– И подсудимый не опроверг твоих показаний?
– Господи, – всплеснула руками собеседница, – кто же ему поверит, будущему уголовнику? Конечно, сопротивлялся, чтобы в тюрьму не сесть: на то и расчет был!
Вика покорно вызубрила роль и явилась на процесс. Вместе с ней выступали еще две “свидетельницы”. И Жанна, и Клара оттарабанили свои выступления без запинки, Вика же заспотыкалась. Ее поразило, что мошенник оказался тощим робким мальчишкой. Он даже не удивился, услышав откровения “соседки”, не говорила ничего и Катюша. Вике стало неприятно, показалось, что делает какую-то жуткую гадость. Женщина пошла на первый этаж покурить. В подвале, где стояла урна, никого не было. Вдруг что-то загромыхало, конвойный провел Рому. Следом бежала Катюша.
– Пожалуйста, – просила она солдата, – возьмите для него сверточек, тут только покушать, ведь целый день без еды держат.
– Не положено, – мягко сказал конвойный, – и не проси, мать, права не имею.
Заклацали замки, раздалось тихое всхлипывание. Все действие происходило в узеньком темном коридорчике. Вика не видела, только слышала Катюшу, а та не подозревала, что рядом кто-то был. Внезапно железная дверь вновь заскрипела и раздался голос конвойного:
– Мамаша, кончай убиваться. Ладно уж, давай, что у тебя там.
– Булочка, жареная куриная ножка и пакет кефира.
– А сигареты?
– Он не курит.
– Ох, маманя, – вздохнул конвойный, – тут все курят, беги до ларька, купи две пачки, да поскорей, а то после конца процесса сразу в “зак” посадят.
Катюша молнией метнулась наверх, буквально через пять минут она вернулась. Конвойный вновь открыл дверь и сказал:
– Вот что, мать, не положено все это, здорово могут мне по рогам настучать, но все равно скажу: нанимай адвоката да подавай апелляцию. Я знаешь сколько процессов видел? Да и бандюг перевозил пачками. Сдается мне, твоего подставили по-черному. Доказательств-то никаких, а дело шьют. Кому-то он дорожку перебежал. Небось уж все до процесса решено. И не похож парень на мошенника. У меня интуиция, вот гляжу на подследственного и знаю: виноват или нет. А ты борись!
– Денег где взять, – тихо вздохнула Катюша, – у Павловских карман тугой.
Конвойный еще понизил голос и почти прошептал:
– Тогда не рыдай, жди спокойно приговора, сколько ни дадут, хоть двадцатку, не расстраивайся. Езжай в ГУИН
– Почему? – тоже шепотом спросила Катюша.
– Там начальники сладкие, выкупишь сынка. Сначала на поселок отправят, потом условно-досрочное оформят, они не гордые. Знаешь, сколько стоит парня на поселок вывести?
– Что такое “поселок”?
– Ну, без конвоя по городу ходит, работает на предприятии, а по субботам и воскресеньям домой отпускают, только в милиции отмечаться надо. Это тебе не зона, почти свобода.
– И сколько такое стоит? – прошелестела Катя.
– Говорю же, проси в ГУИНе УУ2167, там за два электрочайника “Тефаль” отправляют, неизбалованные, бедные. У них никто из серьезных не сидит. Так, за два “Сникерса”. Вот любой подачке и рады.
Катюша сипло забормотала:
– Спасибо тебе, сынок, пойду сегодня к бабке. Соседка у меня – цыганка – ворожить умеет. Попрошу тебе счастья да здоровья, а свидетельницам, тем, что Ромку моего сегодня утопили, пусть горе будет, хуже чем мне.
Вика больше не могла просто слушать сдавленный шепот и хриплые голоса. У нее нестерпимо заболела голова, затошнило, перед глазами запрыгали разноцветные круги. Кое-как женщина выбралась на улицу. Утром не сумела встать на работу – подцепила грипп. Болела долго, около месяца, и от навестившей ее Жанны узнала, что Роман получил семь лет.
Прошло два месяца. Вика вышла на работу, но из болячек не вылезала: то поднималось прежде всегда нормальное давление, то откуда ни возьмись выскакивали фурункулы, то на глазу вырастал ячмень. Парадоксальным образом точно так же плохо чувствовали себя и Жанна с Кларой. У одной обнаружилась бронхиальная астма, другая угодила в больницу с приступом холецистита. Светлана Павловская, кричавшая на всех углах о невероятной бедности, купила трехкомнатную квартиру.
Викину душу стали терзать сомнения. “Наверное, мать Виноградова навела порчу”, – думала женщина. Поколебавшись, она отправилась к экстрасенсу. Тот сообщил, что у Вики абсолютно черная аура, и принялся ее “чистить”. В результате сильно “обчистился” кошелек, а болячки остались, к ним теперь прибавился непрекращающийся кашель. Терапевт из районной поликлиники только разводил руками, платный специалист лепетал о неврозе. Отчаявшись выздороветь, Панова обратилась в церковь, где выложила на исповеди все, начиная от лжесвидетельства и заканчивая визитом к колдуну. Пожилой священник вздохнул и сказал:
– Надо покаяться в совершенном поступке. Ступай к матери осужденного и попроси прощения.
Несколько дней женщина колебалась, но, когда однажды утром обнаружила, что у нее надулся гигантский флюс, поехала к Катюше. Та открыла дверь и спросила:
– А, соседушка! Зачем пожаловала, сахарку одолжить?
Измученная Вика рухнула прямо в коридорчике на колени и стала биться головой об пол, вымаливая прощение.
Катя перепугалась и кинулась поднимать “свидетельницу”. Вика порыдала у нее на кухне и неожиданно почувствовала сильное облегчение. Флюс к утру исчез, и ночь женщина первый раз проспала спокойно. Тогда она решила искупить грех до конца и отправилась к судье Панкратовой, которая вела процесс Виноградова. Отсидев длинную очередь, Вика оказалась лицом к лицу с женщиной без возраста. Судье можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Подняв спокойные, какие-то бездушные глаза, Панкратова выслушала сбивчивую речь Вики, потом сообщила: