Эта горькая сладкая месть
Шрифт:
Полная ужаса и жалости, нянька села возле хозяйки и взяла ту за руку. Виолетта приоткрыла затуманенные глаза.
– Сейчас позову доктора, – прошептала Анфиска, боясь, что роженица умрет.
– Не надо врача, – прошептала, как под наркозом, женщина, – шума не хочется. Унеси это куда-нибудь быстренько, Фиса.
По счастью, новорожденная оказалась слабенькой и тихой. Вместо крика младенец издавал только робкое покряхтывание. Перепившиеся соседи спали, как каменные. Вилке опять безумно повезло. Кое-как Фиса подняла хозяйку. Потом они завернули новорожденную в чистое кухонное полотенце. Вынести из дома решили в коробке. Алик как-то
Когда Фиса принялась укладывать новорожденную внутрь, с Виолеттой случился припадок. Она кинулась целовать дочку и приговаривать:
– Не отдам, давай, Фиса, скажем, что ты родила, а я на воспитание взяла!
Но Анфиса испугалась такой ответственности. Приедет Алик и сообщит жене, что та с ума сошла. И куда денется тогда Анфиса с девчонкой!
– И не думайте, – твердо сказала девушка, – сейчас пойду и положу на крыльцо Дома малютки.
Утром найдут.
Продолжая рыдать. Вилка сняла с шеи свою весьма необычную золотую цепочку с крестиком и надела на девочку. Атеистка Фиса только хмыкнула:
– Зачем это! Уж лучше денег положить, пусть девке хоть пеленок купят.
Виолетта метнулась к комоду, достала из заначки, отложенной на квартиру, гигантскую сумму – тысячу рублей. Никакие Анфискины слова о том, что хватило бы и сотни, не подействовали.
Нянька застирала простыню, вынесла на помойку послед и отправилась с коробкой к Дому малютки. И опять повезло: ни в коридоре, ни на лестнице, ни на улице она никого не встретила. Холодные мартовские переулки оказались пустыми. В пять утра крепко спали не только москвичи, но и милиция. Женщину, идущую столь рано утром с большой коробкой, никто не остановил.
Через месяц вернулся Алик с деньгами. Супруги купили кооперативную квартиру. Перед самым переездом Вилка сказала Фисе:
– Не надоело в няньках? Иди-ка лучше на “Трехгорную мануфактуру” работать, там и училище есть. Что ж тебе всю жизнь горшки таскать?
Анфиса поняла, что хозяйка хочет отделаться от ненужной свидетельницы. Но спорить не стала, собрала немудреные вещички и была такова. На дорогу Вилка втихаря сунула ей конверт. Фиса пересчитала деньги – ровно тысяча. Виолетта хорошо платила за молчание. Но женщина зря нервничала, нянька и не собиралась ее выдавать.
С тех пор жизнь развела их. Однако много лет подряд Анфиса звонила Павловским и поздравляла с праздниками. Виолетта благодарила, но в гости не звала. Последний раз женщина разговаривала с
Вилкой лет пять тому назад. Бывшая хозяйка назвала няньку “милочкой” и всем разговором дала понять, что звонку она не рада. Связь прервалась.
ГЛАВА 26
Когда я вышла от художницы, майский день ослепил меня своим великолепием. Во дворе между двумя зеленеющими тополями виднелась лавочка. Пристроившись на ней, я закурила. Да, вот это преферанс, как говорила моя бабушка, страстная картежница. Бедная Виолетта! Увидеть у себя на кухонном столе цепочку, которую надела на шейку ненужной дочери. Да еще узнать, что ту убили, и понять, что она каким-то образом посодействовала посадке в тюрьму собственного внука!.. Врагу не пожелаешь. То-то ее так скрутило.
Я взглянула на пейджер. Молчит, ни звука. Но мне велели вчера привезти белье. И потом, профессорша не знает, что “казанской сироте” известна ее страшная тайна. Жизнь бывает причудлива.
В прачечной приемщица подтащила к окошку огромный пакет. Сгибаясь под тяжестью тюка, я засунула ношу в багажник и, наплевав на предосторожности, подрулила прямо к подъезду. Не могу носить подобные штуки в руках!
Дверь открыла Жанна.
– Белье принесли, – обрадовалась женщина, – хорошо, а то Виолетта Сергеевна уже вспоминала.
И притом, наверное, не добрым словом. Сама профессорша не показывалась. По словам Жанны, лежала в кровати, спала, набиралась сил после вчерашнего припадка.
– Дашенька, – мило улыбаясь, попросила Сокова, – Света, к сожалению…
– Заболела, – подхватила я, – и следует отнести ей обед, завтрак и ужин, сходить за продуктами, убрать квартиру, перестирать белье и вымыть ноги!
Жанна захихикала.
– Ну не все сразу. Пока только обед. Подхватив огромную сумку, набитую судками, банками и коробками, я потащилась в Светланин подъезд. За столиком дремала страшно знакомая старуха. Ну надо же, вот где, оказывается, работает Олимпиада Александровна Моторина, чьим именем назвалась таинственная последняя посетительница хозяина риэлторской конторы Славы Демьянова.
– Здравствуйте, – громко сказала я.
– Добрый день, Оленька, – радостно поприветствовала меня старуха, – с рынка идешь? Чего хорошего купила?
– Да так, ерунду.
– Ну, кланяйся маме, – проговорила лифтерша и снова задремала.
Да, от такой добьешься толку.
Света высилась на пороге. Все-таки они с Виолеттой очень похожи: крупные, грузные фигуры, большие руки. Катюша была другой – хрупкой, тонкокостной, наверное, в отца пошла.
– Сумку на кухню, – скомандовала Света, топая передо мной. Ей даже в голову не пришло помочь. – Ставьте на стол, – продолжала руководить дочурка.
Я плюхнула баул на пол.
– Сказала же – на стол! – возмутилась “умирающая”. – Мне наклоняться тяжело.
– А мне поднимать, – огрызнулась я.
Не привыкшая к неповиновению дармовых домработниц, академическая дочка разинула рот, но тут из лоджии шагнул в комнату Валерий. Очевидно, мужчина слышал разговор, потому что моментально поставил торбу на столешницу и крякнул:
– И правда тяжело.
– Кто тебя просит вмешиваться? – заорала ласковая женушка.
– Светусик, – примирительно завел мужик, – Дашеньке не поднять такое, смотри, какая она худенькая, руки – веточки.
Света просто посерела от злобы. Жирные щеки налились краснотой.
– Ах, Дашенька! – завопила баба дурни ной. – Руки-веточки! Уже спелись! Когда только успели!
Она двинулась ко мне, колыхая устрашающим бюстом. На всякий случай я отошла к двери, начнет драться – убегу. Но Светочка накинулась на мужа.
– Ненавижу, потаскун, сволочь! Трахаешь все, что двигается.
– Но Светонька, – попытался урезонить супругу мужик, – ты зря нервничаешь. Никакого повода нет…
– Ах никакого повода! – взвизгнула “умирающая”. – И с Анькой никакого повода, и с Ликой, и с Веркой. Ты хоть помнишь, во что нам твои шалости обошлись! Теперь эту бабу употребляешь! Чего в ней нашел? Скелет ходячий, морда в прыщах, волосы – пакля. Но так и знай, больше помогать не стану, выкручивайся сам.