Эта милая Людмила
Шрифт:
Тут Пантя неожиданно разжал пальцы и недоуменно пропищал:
— Напинать тебе, что ли?
И опять в ответ ничего не раздалось. Пантя озабоченно почесал затылок, спросил:
— Онемел ты, что ли?
Ничего не сказал Герка. Было ему всё равно, а уху и носу было больно.
Пантя вовсе растерялся и спросил чуть ли не с большой жалостью:
— Заболел ты, что ли? Чего ты мене не боишься? А? Тебе спрашивают! Отвечай, когда тебе спрашивают!
Тяжело вздохнув, Герка промолчал, думая о том, что нос у него наверняка распухнет, ухо побагровеет,
— Я тебе шею поломаю! — В писклявом голоске Панти проскочили визгливые нотки. — Я тебе ухи выдерну! Чего ты мене не боишься? Бежи от мене, бежи! Я тебе догонять буду и по затылку, по затылку, по затылку! Бежи от мене, тебе говорят!
Хотел Герка ответить, что глупо бежать только для того, чтобы получить по затылку, по затылку, по затылку, но рот у него почему-то опять не раскрылся. А Пантя подождал-подождал и запищал, почти заверещал:
— Придуриваешься? Я тебе придурюся! А ну, бежи! Бежи, тебе говорят, пока не поздно!.. Ну, чего ты мене не боишься?
— Да нет, боюсь я тебя, — вдруг ответил Герка. — Только сейчас мне домой надо. Тонул я недавно. Видишь, весь мокрый, да ещё босиком. Замёрз весь. Заболеть могу.
Тут Пантя опять растерялся, пропищал что-то непонятное, почесал затылок и спросил недоуменно:
— Почему я тебе пужаю, а ты мене не боишься? Я ведь тебе изломать могу! Испужайся мене! Ну!
А Герка думал, что ведь эта милая Людмила в любой момент очень даже просто может подойти сюда! А Пантя его в любой момент может совсем уж очень даже просто опять схватить за нос и ухо! Вот будет картиночка для Людмилочки!
И, весь сжавшись от страха, Герка пошёл в сторону дома, шёл, бедный, и ждал, что Пантя вот-вот его по затылку, по затылку, по затылку… Но Герке было всё равно: лишь бы только не явилась сюда эта милая Людмила.
Пантя бегал вокруг него, ручищами своими длиннющими размахивал и пищал:
— Побойся мене! Бежи от мене! Почему я тебе пужаю, а ты мене не боишься?
Не останавливаясь и не поворачивая головы, Герка ответил:
— Да боюсь я тебя, очень даже боюсь. Только вот времени бояться тебя у меня нет. Мне срочно домой надо. Мокрый я весь. Замёрз я весь. Переодеться мне надо, а то я заболею.
— А мене денежек надо! — жалобно пропищал Пантя, обогнал Герку, остановился перед ним, раскинув в стороны длиннющие ручищи. — Ни с места, а то я тебе изувечу!
— Ну что тебе от меня надо? — устало спросил Герка, хотя дрожал от холода и немного от страха. — Нет у меня денежек. У меня даже карманов нет. Я же в майке и трусах.
— Почему ты мене не боишься? — уже не просто упрямо, а тупо допытывался Пантя. — Мене все боятся. Почему ты мене не боишься?
Было ясно, что нелепый разговор может продолжаться бесконечно, вернее, до того самого времени, когда эта милая Людмила с дедом вернутся.
— Хочешь, я тебя завтра буду бояться? — предложил Герка. — Какая разница, когда мне тебя бояться?
Подумав и почесав затылок, Пантя ответил:
— Ты
— Да нет у меня никаких денежек!
— У тебе нет. А дед у тебе пенсию получает!
— У тебе! У тебе! У мене! У мене! — передразнил Герка невольно, но тут же осекся, увидев у самого носа здоровенный кулачище. — Сколько тебе денежек надо? — спросил Герка упавшим голосом, почувствовав, как от стыда у него запылало всё лицо и даже шея. — Зачем тебе денежки?
— Ну-у-у… — Пантя от восторга, словно денежек у него уже было — девать некуда, несколько раз подпрыгнул на месте, размахивая длиннющими ручищами. — Я копить буду! — восторженно пропищал он. — Много-много-много-много денежек накоплю! Чтоб не работать, когда из школы выгонят! — И Пантя радостно, даже стыдливо хихикнул.
— Как — не работать? — поинтересовался Герка.
— А вот так! А вот так! А вот так! После школы всех заставят работать или дальше учиться пошлют! Мене учиться неохота. Мене работать неохота. Вот мене и не надо учиться и работать, когда у мене денежки будут! Много, много, много! Неси мене завтра два рубли! А то я тебе ухи оторву и нос выдерну! Понял? Неси мене завтра два рубли!
«Трус я, трус! — с тоской, стыдом и отчаянием, весь от этого разгорячившись, думал Герка, шагая к дому. — Почему я согласился? Где я ему целых два рубля найду? И почему я обязан верзиле такой бессовестной два рубля отдавать?.. А что я сделать могу, если он меня чуть не в шесть раз или в семь сильнее? Возрастом одинаковы, а он вон какой вымахал!»
Но пусть Пантя был бы сильнее его даже в шестнадцать или даже семнадцать с половиной раз, на душе у Герки всё равно было бы нехорошо, гадко вот так, как сейчас… Уж лучше бы ему действительно утонуть, чем встретиться с Пантей…
Вдруг Герка остановился, сразу забыв о злостном хулигане и сообразив, что ведь утонуть-то он мог именно из-за этой милой Людмилы!.. Да, да, во всём она одна виновата! Не утяни она деда на рыбалку, и ничего бы не случилось… Но зато он плавать научился и тоже из-за этой милой Людмилы… Но зато он и с Пантей повстречался из-за неё же… И Герка махнул рукой, запутавшись в своих торопливых соображениях, потому что распутать их он был неспособен, по крайней мере, сейчас.
Чтобы не думать об этой милой Людмиле, Герка стал считать вслух. Получилось примерно так:
— Один, два, три, четыре… а мне до неё никакого больше дела нет… четыре, пять, шесть… просто не буду обращать на неё внимания, и всё… значит, шесть, семь, восемь… вот уйду завтра утром куда-нибудь и вернусь только ночью… девять, десять, одиннад… Да, да! — насмешливо крикнул он и прошептал: — А как быть с Пантей? С верзилой страшенной? Мене, тебе!.. Один! Два! Три! Четыре!.. Нет, нет, никакие мне там Панти и эти милые Людмилы не страшны! всё равно придумаю что-нибудь, чтоб от них избавиться! — И он запел, стараясь ни о ком и ни о чем не размышлять: — Главное, ребята, сердцем не стареть!