Эта русская
Шрифт:
– Как ты там жив, муж ученый? – Криспин.
И своевременность, и суть его вопроса несколько ошеломили Ричарда.
– Ты меня поймал на пороге. – Ему хотелось поговорить с Криспином, но не сейчас – У меня все в порядке.
– По голосу не скажешь. Надеюсь, тебя не пробрали за…
– Нет, с ней тоже все в порядке.
– Ну, мне, по правде говоря, нечего тебе сказать. Сэнди просто рвала и метала, что ты вчера ее кинул…
– Вот как?
– Она позвонила Фредди ни свет ни заря из этой своей тусовки и, похоже, ни о чем другом не могла говорить. А жаль, мне поначалу казалось,
Что-то в незамысловатых словах Криспина или в его невыразительном тоне напомнило Ричарду о том, как отличаются они по взглядам и темпераменту и как маловероятно, что когда-нибудь они станут обсуждать что-то действительно важное и сокровенное. А также о том, что ближе Криспина друзей у него нет. Сейчас.
– Я еще об этом не думал, – ответил он на вопрос.
– Ты не торопись. Сэнди никуда не денется – надеюсь, ты меня понял.
– А, ну конечно.
– Ричард… ты, может быть, не один?
– Я? Господи, с чего ты взял?
– Ну, не буду тебя отвлекать. Если хочешь мне что-нибудь сказать, скажешь завтра в «Роки» около шести. Как насчет пары сетов?
– Забронируй корт.
Когда Криспин отключился, Ричард об этом пожалел. До свидания с библиотекарем еще десять минут, а он не в силах больше читать «Отражения в русском зеркале», даже биографические данные на первой странице или на обложке, нет, не сейчас Несколько минут он постоял у телефона, хмурясь, говоря себе, что многие замечательные поэты время от времени пишут дурные стихи. Многие? А многих ли поэтов, родившихся после 1945 года, он читал? Или видел? Или слышал о них? Даже о тех, которые пишут по-английски?
Стук в дверь оборвал раскручивание спирали. Секретарша, не молодая и не старая, настолько обыкновенная, что даже в помещении кафедры казалась типичной соседкой из телевизионной пьесы двадцатилетней давности, просунула в дверь свою аккуратно причесанную темноволосую голову.
– Простите, доктор Вейси, вам срочный звонок.
– Не может быть, миссис Пирсон.
– Мне показалось, с русским акцентом. Но по голосу настоящий джентльмен. Он еще раньше попросил ваш домашний телефон, а когда я не дала, повесил трубку. И вот снова дозвонился. Говорит, что-то очень важное. Если хотите…
– Совершенно невероятно, но все равно спасибо.
Когда Ричард добрался до неизвестного с русским акцентом, оказалось, что у того еще и американский акцент, впрочем, по-английски он говорил отлично. После продуманно сжатых извинений, в том числе и за то, что свалился Ричарду на голову, он перешел к делу:
– Меня зовут Аркадий Ипполитов. Я бюрократ от культуры, – понимаю, доктор Вейси, что вы не очень жалуете таких, как я, но, говоря простым человеческим языком, иногда я могу быть полезен. Боюсь, не столько вам, сколько другим. А вот вы можете принести мне большую пользу, уделив полчаса вашего времени. Могу я пригласить вас в бар чего-нибудь выпить? Куда скажете.
– А какую организацию вы представляете, господин Ипполитов? – спросил Ричард по-русски.
– Сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь о ней слышали, – ответил
Об этой организации, своего рода культурном аппендиксе советской бюрократической системы, Ричард слышал.
– Полагаю, вы работаете в тесном контакте с КМПЧ, – сказал он, поставив три первых попавшихся буквы после «К», обозначавшей комитет. – Как я слышал, они еще живы.
– Правда? – Тон Ипполитова сразу же стал резче, – Похоже, вы осведомлены лучше, чем я, доктор Вейси. Я не знаю структуры с таким названием. И если не возражаете, давайте перейдем обратно на английский, – сам он так и сделал, – для меня каждая крупица практики – ценность.
– Ах, вот как. Конечно. А вы не будете возражать, если я справлюсь о вас в вашем посольстве?
– Буду. – В голосе Ипполитова зазвучала совсем другая резкость. – Буду, и очень сильно. Вы меня очень подведете. Пожалуйста, не делайте этого. Если вы это сделаете…
– У вас там есть враги?
– Я понятия не имею, кто там есть, доктор Вейси, думаю, этого и вообще никто не знает, включая их самих. По крайней мере, сейчас. Однако я отнимаю у вас время. Пожалуйста, согласитесь выпить со мной стаканчик, хотя бы чтобы посмотреть на меня. Я вас не украду и не посажу под замок, умей я это делать – давно испробовал бы на некоторых своих соотечественниках.
Было решено, где и когда. Дальше заниматься Аркадием Ипполитовым, не увидев его воочию, не имело никакого смысла, равно как и думать о нем. Единственной подозрительной подробностью его подхода было полное отсутствие лести. Ну ладно, будь что будет, случались вещи и похуже. Ричард вспомнил, как однажды некий болгарский поэт (так, по крайней мере, он представился) необъяснимым образом отловил его дома и минут десять изливал на плохо понятной смеси болгарского и отвратительного русского заверения в том, насколько справедливо Ричард пользуется мировой славой выдающегося ученого. В процессе излияния он попросил в долг пятьсот фунтов. Решительный отказ Ричарда ссудить ему эту или любую другую сумму его ничуть не удивил и не обидел. Получив позволение воспользоваться уборной, он проявил незаурядные способности к ориентированию и добрался до Корделии. У нее он тоже попросил денег, а заодно и об еще одной пустячной услуге, и тоже не преуспел.
Короткий разговор с Ипполитовым заполнил тягостный интервал. Ричард поблагодарил миссис Пирсон и оставил ее одну в ее кабинете, – царивший там непреходящий хаос никак не вязался с ее такой ухоженной внешностью. По дороге Ричард вспомнил, как возвращался к своим дверям после бесплодной погони за балканским стихоплетом по проезжей улице в сторону центра города, – он пробежал метров сто. Корделия ждала его возвращения.
– Нельзя слишком сильно осуждать этого бедняжечку. Приехать из такой глуши и попасть в наш дом – он, наверное, совсем ошалел от этакого перепада. Временное помутнение рассудка от великолепия всего того, что мы с тобой, путик, принимаем как должное.