Эта русская

Эмис Кингсли

– Разумеется, моя радость, только сперва можно тебя на минуточку.

Ричард был рад на несколько минут остаться один. С самого момента их встречи в Национальной галерее ему стоило немалого труда сосредоточиться на том, что именно они с Анной говорят друг другу. Она с довольно безразличным видом скользнула взглядом по огромному полотну, висящему в вестибюле, – что-то такое с Мадонной, младенцем и ангелами, как это бесконечно далеко от ее мира, подумал он тогда. Потом он понял, что не может отвести от нее глаз. Он помнил, как с самого начала вынес вердикт, что она

нехороша собой. Теперь у него возникли сомнения, потребность приглядеться внимательнее. Какой-то придушенный голосок в его мозгу время от времени проборматывал невнятные вопросы, предостережения, предупреждения, но все без толку – слишком условно, слишком отвлеченно.

Не в силах усидеть на месте, Ричард оторвался от окна, за которым временно возникла статическая картинка, грозившая депрессивным трансом, и повернулся к книжным полкам. Они были полками, и только полками, без всяких изысков, поделка какого-то давно почившего самоучки, неладно оструганная, покрытая неровным слоем серой эмалевой краски. Стояли на них английские романы в мягких обложках, в основном абсолютно неизвестные, брошенные здесь кем-то давно отбывшим, и несколько дюжин русских книг – что же еще? История, политология, история, политическая история, кавказская флора и фауна, история, избранные стихи Анны Даниловой, 1980–1988 годы, с надписью на титульном листе дорогому, многоуважаемому Александру Леону. Что же еще?

Третий раз за один и тот же день, три разные подборки, – нет, такое вряд ли кому по силам. Пятью минутами позже Ричард уже видел все, что ему требовалось, и надеялся, что больше не увидит никогда. Сильнее всего его на этот раз обескуражила почти невероятная точность, с которой два представленных ему ранее образца обрисовывали творческую манеру поэта, с произведениями которого он сейчас, так сказать, познакомился поближе. И когда Анна почти в тот же миг вошла в комнату, первые несколько секунд он смотрел на нее только как на этого поэта.

Она улыбнулась, без сомнения, извиняющейся улыбкой, но ему она показалась лживой гримасой.

– Дядя Алик – мой давний друг. Он теперь так редко видится с людьми, я не могла отказать ему в удовольствии посидеть с нами и поучаствовать в разговоре.

– Это я понял. – Ричард отметил, что голос его звучит довольно холодно. – И то, что он сказал в конце, было очень кстати. Очень по делу.

– Я живу у него бесплатно, и он хорошо знал моего отца.

– И твоего брата, – сказал Ричард, уже мягче. – Да нет, это вполне естественно, я все понимаю.

– Вот и хорошо. Ты будешь пить этот чай? По-моему, жуткое пойло.

– По-моему, тоже. Нет, не буду.

– Но ведь это английский чай, ваш национальный напиток.

– Я тебе потом объясню. – Несмотря на огромное количество тем, от обсуждения которых с Анной он хотел бы уклониться, рассказывать сейчас про чай было выше его сил. Он спросил, не испытывая ни малейшего любопытства: – А профессор женат?

– Нет. Собственно, в основном из-за этого ему и пришлось сматываться из России – надеюсь, ты понял, о чем я.

– Кажется, понял.

– Ему очень повезло. Повезло, что он сумел

вытащить Хампарцумяна. Хампарцумян – его друг.

– Вот оно что. Это ведь, кажется, армянская фамилия? А он не похож на армянина.

– Да нет, он русский. Хампарцумян – это не фамилия. Скорее кличка. Это все очень сложно.

– Мне показалось, он почти не говорит по-русски.

– Он вообще почти не говорит. Кстати, это он подошел к телефону, когда ты тогда позвонил, потому что больше никого не было поблизости. И он же нас разъединил.

– Понятно.

– Когда-то он говорил не хуже нас с тобой. И замечательно пел, и уже пользовался довольно большим успехом. Теперь ничего этого нет. В том месте, куда его запрятали, обо всем позаботились. Сейчас он в общем-то в порядке, только иногда очень устает.

– А. – Ричард прикрыл глаза. – Прости, не надо мне было заводить этот разговор.

– Ничего страшного, дружочек. Может, тебе это напомнит, что они за люди, а это нелишне. И вообще, об этом нелишне было бы рассказать всем, кто понятия не имеет, что место, куда упрятали Хампарцумяна, существует до сих пор, и начальник, который был там при Хампарцумяне, по-прежнему сидел в своем кресле, когда мы последний раз про них слышали. Да и чего бы ему не сидеть?

Ричард надеялся, что Анна никогда и ни под каким видом не станет причислять его к людям, которым нелишне напоминать о таких вещах. Потом он отогнал от себя эту мысль, как эгоистичную и тупиковую. В обсуждении подобных материй всегда наступал момент, когда человеку с Запада надлежало попридержать язык, и они с Анной этого момента достигли. К сожалению, это открыло путь к обсуждению иного, хотя и косвенно относящегося к тому же предмета.

– Тебя что-то гложет, – проговорила Анна.

В последнюю минуту-другую он, видимо, несколько раз позволил своим мыслям вернуться к безнадежному, бездарному стихотворению, которое только что прочел.

– Ну… – Он не мог ни отпереться, ни заставить себя выдумать какое-нибудь правдоподобное объяснение тому, что его гложет, в тошном страхе, что она уже угадала истинную причину. Он сел в кресло или на кресло с такой же высокой, гнутой спинкой, как и ее, возможно специально сконструированное каким-нибудь физиотерапевтом, чтобы провоцировать ишиас. Они взирали друг на друга из-под рисунка, местами раскрашенного, изображавшего старомодных франтов в камзолах и канотье и их подружек в платьях до полу, которые прогуливались по мокрому от брызг променаду. Впрочем, тут и там взгляд натыкался на кувшинчики и вазочки с красивыми, свежими тюльпанами, ирисами, нарциссами, сиренью.

– Ты ведь читал мои стихи, да? – спросила Анна и скользнула глазами по полкам, – наверное, повторив с секундной задержкой его движение.

Ну вот, началось. Мысль о том, что можно разыграть гневного родителя или директора школы, могла бы позабавить его в другое время, но не сейчас.

– Так, одну-две вещи, – ответил он, и заискивающая нотка, хотя и не очень визгливая, все-таки прозвучала в его голосе.

Она спросила, какие именно вещи, и, получив ответ, проговорила: