Эта русская

Эмис Кингсли

– А не лучше ли было рассказать все это в самом начале?

– Лучше. Теперь я понимаю, что лучше. Мы недооценили их сообразительность и хватку. Не предусмотрели, что они зашлют к тебе полицейского.

– Кто это «мы»?

– Сергей, я и один наш друг. Сергею первому пришла в голову мысль об этом воззвании, а потом мне она тоже понравилась. Я тогда уже собиралась в Англию.

– Тебе повезло, что тебя выпустили, правда?

– У Сергея оставались кое-какие деньги, и наш друг тоже помог.

– Понятно, – сказал Ричард. Ему вроде бы все было

понятно, но тучи все равно не рассеивались.

– Ты собираешься рассказать все это мистеру Радецки?

– Я уже рассказал. По-моему, он ожидал что-то такое услышать. Сказал, что вряд ли это многое меняет.

– Но ты считаешь, что меняет, или изменит, или могло бы изменить, хотя ты так много знаешь о моей стране.

– Наверное. Я хотел услышать все факты в твоем изложении. Впрочем, среди них есть один чрезвычайно важный, который подтверждается тем, что сказал этот полицейский, вернее, тем, чего он не сказал. Сергея он называл не иначе как твоим братом.

– А ты думал, он может оказаться моим мужем, или моим любовником, или еще Бог знает кем.

– Да, Анна, Бог знает кем. Разве такого не могло быть? Я в общем-то об этом не думал, но ведь могло быть и так. Разве нет?

Ее изумление и возмущение постепенно утихали под его взглядом.

– Наверное, да, могло. Наверное, ты прав. Значит, нет худа без добра. – Она положила ладонь ему на загривок, против этого он совсем не возражал. – Но тебя беспокоит что-то еще.

– Действительно.

– Твоя жена. Что-нибудь действительно случилось или это одни только мысли? Я знаю, они тоже могут измучить.

– Она исчезла, не сказав, куда, насколько, ничего. Раньше она никогда так не поступала. Я не знаю, где ее искать, но чувствую, что должен найти.

Анна, выждав, спросила:

– И это все? Ну, то есть я не хочу сказать, что это совсем уж пустяки, но по крайней мере она не сожгла дом, не стреляла в тебя или в себя. У нас…

– Да, я знаю, что у вас такое вытворяют сплошь и рядом, стоит мужу или любовнику слово поперек сказать, или по крайней мере берут на испуг, – например, прикидываются, что выпили яду, а не поверить в это считается дурным тоном. И я ни на секунду не сомневаюсь, что про это существует множество поговорок.

– Прости.

– Ничего.

– Выходит, ты не знаешь, когда она вернется.

– Можно мне позвонить?

На сей раз Ричард дозвонился-таки до Пэт Добс, которая ничего не могла сказать по делу и героически сдерживала любопытство. Смутно чувствуя, что это может пригодиться, он до некоторой степени ее просветил. Потом, столь же наугад, он позвонил Годфри, нарвался на автоответчик и ограничился сообщением, что это он звонил, впрочем, не особо рассчитывая, что это смягчит шок, если он позвонит еще раз. Потом он немного посидел и подумал, но без особого успеха. Потом дозвонился в гараж, где иногда чинил машину, и умудрился договориться, чтобы они подослали кого-нибудь с ключом к его машине.

Когда онвернулся в гостиную, Анна, вот чего не ожидал, читала

«Правду», которую, видимо, выписывал Леон. Чтобы лучше видеть, она надела тяжелые, несколько мещанского стиля очки, в которых стала похожа на актрису в роли профессорши или бизнесменши. Увидев его, она тотчас их сняла.

– Какие-нибудь новости?

– Никаких.

– Иди садись сюда, милый. – Она одарила его сердечным, похожим на дружеское рукопожатие поцелуем. – Прежде чем начать читать, я думала. Думала вот что: как ты считаешь… Корделия… ничего, что я называю ее по имени?

– Господи, конечно, ничего. Что в этом может быть такого. Ну, продолжай.

– Как ты думаешь, Корделия сегодня вернется?

– Нет.

– А ты… это уже труднее… ты хотел бы, чтобы она вернулась?

– Отнюдь не труднее. Не хотел бы.

– Тогда…

Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Ричард хихикнул.

Перенести Аннину встречу на Би-би-си, куда она как раз собиралась, оказалось несложно. Пока он звонил туда, она собиралась. Вскоре, при посредстве на удивление дряхлого, но не безнадежно угрюмого работника гаража, Ричард смог проникнуть в свою машину. Все, что он смог предложить тому на чай, – это остатки Сэндиной двадцатки, и в первый момент показалось, что старикан с негодованием откажется от такой мизерной суммы, однако он передумал и деньги все же взял. Оставалась еще одна проблема – как попасть в дом.

– Ты уверен, что он не сможет нам помочь? – спросила Анна. Когда Ричард попытался заговорить об этом раньше, прозвучало это настолько двусмысленно, что механик чуть было не бросил их совсем.

– Боюсь, что нет. Придется мне вламываться в собственный дом.

– Тогда вперед, – сказала она и, когда он не двинулся с места, добавила: – Не бойся, тебя никтоне увидит, – явственно давая понять, кто именно его не увидит, и одновременно выказывая некоторое нетерпение.

– Ну, прохожие-то точно увидят. Это…

В брошенном на него взгляде было куда более откровенное нетерпение, которое вскоре смягчилось до размышлений о том, каковы, интересно, у этих англичан понятия на сей счет – допустимо или не допустимо вламываться в свой собственный дом, – а потом переросло в решимость:

– Помоги-ка мне влезть.

– Стой, подожди.

– Милый, да пойми же ты, если кто увидит, что ты лезешь в дом, они решат, что в дом лезет вор. А если кто увидит, как я лезу по стенке, они решат, что просто девушка решила полазать по стенке. Давай.

Ричарду казалось, что на этом фасаде времен Регентства абсолютно не за что удержаться или уцепиться, но Анна в несколько секунд добралась до окна прихожей. Раздался непонятный звук, то ли звяк, то ли треск, отнюдь не грохот осыпающегося стекла, которого он ждал. Еще через несколько секунд Анна открыла парадную дверь и опустила что-то на землю у стены.

– Что это? – спросил Ричард.

– Камушек, которым я разбила окно. Вот отсюда, с земли, с газона. Я его на место положила.