Эта русская
Шрифт:
что тебя конечно вполне устраивает но ни думай что все на этом так и закончится
– Приписка, которая, возможно, тут же бы его и отрезвила, будь он еще способен на отрезвление. Он сел за стол и некоторое время перечитывал написанные кириллицей названия на корешках книг, стоявших на ближайших полках. Тут бы, по-хорошему, должен был зазвонить телефон и раздаться хриплый голос, с предложением послать к чертям всю эту русофильскую туфту и встретиться у виконта Ронды в шесть часов. К сожалению, среди Ричардовых знакомых не имелось в
Он ждал. Жизнь замерла, казалось, она замерла повсеместно. Даже снаружи воцарилась тишина. Чтобы хоть чем-то себя занять, он полистал записную книжку и набрал номер. На том конце раздался женский голос с американским выговором.
– Могу я поговорить с Андреем Котолыновым?
– Боюсь, я не знаю такого имени. Простите, а вы кто?
Ричард сказал, кто он, но это не помогло, и он уже хотел было повесить трубку, как вдруг его осенило:
– А Энди Коттл дома?
Далекий голос, ставший было холодновато-враждебным, снова залучился дружелюбием:
– Да, Энди Коттл тут часто бывает, правда, сейчас его нет. И не будет еще дня два. Ему что-нибудь передать?
– Нет, не стоит, спасибо, – отказался Ричард и снова хотел было повесить трубку.
– Если у вас срочное дело, он в Лондоне. Вернее, думаю, что уже добрался туда.
Добрался. Почти в ту же минуту в трубке послышался знакомый, до смешного натуральный, даже чуть-чуть смягченный для пущей естественности американский выговор; раздавался он из довольно шикарного отеля на Пикадилли. Только услышав его, Ричард вдруг осознал, как огорчился, когда ему сообщили, что господин Коттл находится вне пределов досягаемости. Он представился.
– Рад вас слышать, Ричард. Чем могу служить?
– Я… я хотел бы, чтобы вы подтвердили одну вещь, о которой мы говорили при встрече.
– А, хорошо. А как там поживает наша очаровательная русская рифмоплеточка?
– Спасибо, замечательно. Так вот, вскоре после нашего приезда вы сказали…
– Это касается ее?
– Да.
– Ага. К сожалению, у меня есть одно твердое правило: никогда не обсуждать по телефону ничего, что касается дам. Если хотите о ней поговорить, приезжайте сюда.
– Но это всего лишь…
– Ничего не могу поделать.
Ричард испытал неподдельное облегчение, когда смог без труда признать в человеке, открывшем дверь гостиничного номера, Котолынова, или Коттла. Его опять же удивила искренняя радость, охватившая его при виде Котолынова. Чего бы он от Котолынова ни хотел, хотел он этого очень сильно.
– Прежде чем перейти к делу… ваша жена действительно считает, что вас зовут Энди Коттл?
– Нет, это только для разговоров с неизвестными. Вот еще что, прежде чем перейти к делу: мне показалось, что вы предпочтете встретиться здесь, только по этой причине мы и не сидим в баре, однако это не помешает нам выпить. – Котолынов указал на бутылку со всеми необходимыми принадлежностями. – Как вы относитесь к «Блэк Джеку»?
– Спасибо, я сейчас не хочу.
– Перестаньте чушь пороть, еще никогда в жизни так не хотели. И не волнуйтесь, мне через полчаса надо уходить. Да сядьте же, Ричард, ради всего святого.
Ричард сел на стул, относящийся, как и окружающая
– Итак, вы только что отказались поставить свою подпись под Аннушкиным воззванием, и она послала вас ко всем чертям, – предположил Котолынов. – Но при чем тут я? Если я пойду к ней и скажу, что вы поступили совершенно правильно, легче вам от этого не станет.
– Сказать надо мне, а не ей. Но перед тем… собственно, мы и так уже довольно много сказали, но еще не добрались до самой сути. Прежде чем доберемся, надо кое-что уточнить. – Ричард объяснил, что именно, упомянул о том, что часа два назад сказал ему Халлет, даже процитировал его планируемую работу, которая крепко застряла в памяти, несмотря на все отвлекающие моменты. – Получается мой священный долг – послать это гребаное воззвание ко всем чертям.
– Получается. Как ни крути, получается.
– Выходит, вы всецело поддерживаете мое решение.
– Я его с самого начала поддерживал. Правда, по другим причинам, политическим или скорее антиполитическим. То, что я поддерживаю вашу решимость, не значит…
– Но вы же сказали, что ее стихи – дерьмо.
– Сказал, и не отказываюсь от своих слов. Просто что касается моей позиции, это вопрос второстепенный. Более того, мою позицию это даже ослабляет. В конце концов, какая разница, в каких целях используют графоманскую стряпню.
– А это действительно графоманская стряпня?
– Что? Ричард! Вы же прекрасно это знаете.
– Я хотел услышать это из уст русского.
– А слышите из уст американца, но это не столь уж принципиально. Хорошо. Стихи Анны Даниловой – бред, пустословие, короче, доброго слова не скажешь. Никаких положительных качеств, даже случайных. Стоп, пожалуй, это не совсем верно. У них есть одно качество, которое проглядел ваш профессор, знаете какое, конечно, не знаете, так вот, большинство ее современников пишут так, чтобы определить, есть ли в их произведениях какие-то художественные достоинства, было как можно труднее, а она так не поступает, она не делает ничего, чтобы помешать вам ответить на вопрос «Есть ли в этих стихах хоть что-то хорошее?» однозначным и непререкаемым «Нет». Впрочем, пусть вас это не смущает. Еще «Джека»? Нет так нет. Да, так вот, еще одна вещь, которую вам, пожалуй, стоит услышать от бывшего русского: ее стихи демонстрируют полную глухоту к фразеологии, к естественному порядку слов и строению фразы, в них нет и намека на бережное, любящее обращение с языком, которое у хороших поэтов проявляется даже не в самых удачных стихах. Впрочем, я уверен, вы это знали и без меня.
– И все же я хотел услышать это из уст русского. Спасибо.
– Значит, только этого вы от меня и хотели? Услышать что-нибудь в этом духе?
Ричард оставил этот вопрос без ответа. Будь он человеком другого склада, он бы прибег в этот момент к какому-нибудь «жесту», например вскочил бы со стула, шагнул к окну и уставился «невидящим взглядом» в направлении Грин-парка. Однако он продолжал неподвижно сидеть на месте, сжимая колени руками, устремив не очень видящий взгляд на опорожненную рюмку. Наконец он проговорил: