Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz
Шрифт:
Глеб повернулся к флотскому офицеру.
– Капитан, минуту можно подождать, я тут понервничаю немного, ладно?
Тот молча кивнул.
Конечно, в этот момент хотелось быть хорошо выбритым и в нормальной обуви, но раз так…
Опершись руками о стол, Глеб негромко заговорил, а потный опер начал дышать значительно чаще.
– … Послушай, приятель, не мучайся понапрасну, не напрягай извилину. Истерики не будет. Я только подскажу тебе вопросы, которые ты должен был сегодня мне в первую очередь задать. И сам же на них тебе сейчас чистосердечно отвечу.
– Ты ведь мог просто, по-человечески, сказать там, на берегу, мне о том, что произошло?! Без всяких официальностей, зачитывания прав, автоматов и прочей ерунды. Только одну фразу: «Убит боцман». Я бы сам тогда перед тобой там наизнанку вывернулся, сам бы себе лоб разбил, но стал бы помогать тебе с первых минут….
Ты это мог сделать. Но не сделал. Первое.
Капитан Глеб сильно вздохнул, не отводя бешеных глаз от лица молодого полицейского.
– У тебя была роскошная возможность допросить прямо там, на берегу, точно, под протокол, всех моих ребят. И уже тогда, ранним утром, ты бы точно знал, в какое время я вернулся в лагерь, в чём я был в тот момент одет, какая одежда оставалась у меня в сумке в палатке, какая обувь была на мне, когда я уезжал в поселок, и где она находилась, когда ты со своими обезьянками прискакал к нам на берег! Ты мог это сделать или нет?!
– Дак мы уже их вроде как сейчас допрашивали…
– Не «уже»! Не через двенадцать часов после происшествия, а утром, на месте, где вы брали меня! Мозгов не хватило, или это порядок у вас тут такой?! Простые вопросы подразумевают простые, ясные ответы. А не «типа» и «как бы»!
И опять Глеб Никитин обвёл взглядом обоих полицейских.
– Утверждаете, что ребята могли сговориться о времени моего возвращения, да? А одежду, в которой я вечером у костра с Никифорычем был, вы у нас в лагере изъяли, осмотрели?! Меня же в ней вчера свидетели видели, так ведь?! А в чём я одет сейчас? Смотри внимательней, сравнивай с протоколами допросов очевидцев! Тебе не пришло в голову, что одежду, в которой я мог совершить преступление, и которая просто обязана быть испачкана в крови, мои сообщники через пять минут после вашего визита к нам на берег могли запросто уничтожить! Я ведь для поездки к вам в гости утром выбрал чистую! И сообщников ночью проинструктировал о времени моего возвращения, а утром дал им сигнал сжечь ту плохую рубашку и замести все остальные следы! Или тебе непривычно много думать и просто захотелось хоть на минуту отважным опером побыть? С автоматом на людях побегать?!
Флотский у окна молчал, но не так напряжённо, как полицейские.
– Обувь мою изъяли? Сравнили с отпечатками с места убийства? Совпадает? Чего отворачиваешься?! Ясно… Ты ведь не знаешь, в чём я был обут вчера и поэтому несколько растерян. Спрашивай сейчас – охотно отвечу.
– В-третьих, в-пятых, десятых…! Тебе, вашим экспертам, ещё до обеда хватило бы времени, чтобы предварительно сравнить отпечатки на том ноже с моими! Просто – сравнить! Не составляя пока никаких сложных актов и не подписывая их! И понять, что моих отпечатков там нет! И быть не может! Потому, что не было у нас с боцманом у костра такого ножа! Не-бы-ло!
Ты снял отпечатки с мисок, ложек, с тех ножей, которыми мы с ним резали рыбу?! Если мозгов бы у тебя всё-таки хватало, так
Глеб Никитин первым понял, что уже кричит. Шагнул к молодому.
– Спокойно, полковник, я же не он – пока разговариваем без рукоприкладства!
Наклонился к растерянному потному лицу, буквально вдавливая опера яростным светлым взглядом в стул.
– Ищи убийцу моего боцмана, приятель, хорошо ищи! Рекомендую. Иначе… Я сам его найду и тогда.… Обещаю, что сильно постараюсь, чтобы ты получил такой пинок в зад, от которого полетишь в ненужную сторону, опережая визг собственного героического геморроя!
– И за это, – Капитан Глеб прикоснулся к своему разбитому лицу. – Ты тоже награду получишь.
Перед дверью Глеб остановился.
– А извиняться будешь перед женой, детьми и внуками Никифорыча….
Молодой служитель правопорядка глаз ни на кого не поднимал, молча пыхтел в своём сумрачном углу и продолжал с остервенением гнуть на столе блестящую канцелярскую скрепку.
Увидеть знакомый красно-белый мотоцикл, стоявший напротив здания отдела полиции в плотной тени высоких тополей, было чрезвычайно приятно.
Обернувшись к офицеру, Глеб Никитин показал ему в угол автостоянки и весело шагнул со ступенек.
Привстав на подножках, Сашка поднял с руля лохматую, выгоревшую на солнце голову, и очень внимательно посмотрел на отца.
– Расстреляют?
– Не отлита ещё та пуля…
Одновременно и совсем одинаково они улыбнулись друг другу.
– А чего там было-то?
– Со мной всё в порядке, не горюй. Вечером расскажу подробно. Сейчас у меня визит к адмиралу, потом – небольшие дела здесь, в посёлке.
– Подождать? Там наши беспокоятся очень.
– Нет, до лагеря доберусь потом сам. Занимайтесь пока мелочами. Да, кстати, купи мороженого – я вчера не успел.
Солнце светило так пронзительно и счастливо, что Глеб непроизвольно потёр глаза. Потянулся всем телом. Не хотелось никуда и ничего…
– Ладно. Спасибо, что встретил.
Он едва успел хлопнуть сына по плечу, как мощный мотоцикл стремительно сорвался с места.
На другом краю площадки стояли две угрюмо пыльные полицейские машины и блестящий чёрный БМВ. На асфальте, у колеса своего автомобиля, сгорбившись, сидел Ян Усманцев.
Закрывая лицо левой рукой, он медленно и тяжело курил.
Глеб наклонился.
– Ты в порядке?
– Да ничего, вроде…
– Ну, тогда спасибо за содействие в освобождении.
Ян опустил руку и взглянул на Глеба опухшими глазами.
– Ерунда.
Опустившись на корточки, капитан Глеб ещё раз, но уже внимательней и ближе, посмотрел прямо в лицо парня.
– Ты что-то действительно там ночью заметил?
– Ничего я не заметил! Просто, как узнал, что тебя эти… забрали, так и приехал сюда. Хотел тебя вытащить, вот и всё! Никого я там и не видел, так, просто…, понял ещё вечером, что вроде как отец собирался шлюпки посмотреть, перевязать швартовы, чтобы не побило их о причал, ветер вроде как вечером менялся.… Вот он и прошёлся к берегу. Никого и ничего я там не видел!