Эта свирепая Ева
Шрифт:
Такое сравнение нередко приходило на ум Кудоярову, когда он в ночное время поднимался на верхнюю палубу: четыреста восемьдесят обитателей корабля связаны с родными домами только незримой нитью радиотелеграфной и радиотелефонной связи, но, как и на космическом корабле, Родина, кусочек Отчизны здесь, с ними - это территория "Академика Хмелевского", осененная советским флагом, с могучими двигателями и множеством самых современных и совершенных электронных и радиотехнических устройств, созданных руками советских людей. И корабль стремит их к главной цели - познанию Океана, необъятного и, в сущности, пока
Таким образом, под началом жизни на борту "Академика" следует понимать начало рабочего дня научных сотрудников.
Кудояров не любил сонь. "Во-первых, - говорил он, - много спать в тропиках - вредно, это расслабляет. Если вам хочется днем спать - примите холодный душ. Во-вторых, есть хорошая русская пословица: "Кто рано встает, тому кок прежде всех подает".
Уже в 5.30 во всех душевых раздавались шум водяных струй, плесканье и фырканье, а вскоре научные сотрудники сидели в кают-компании за завтраком, кто хотел - за общим длинным столом, кто за отдельными столиками на четырех человек. Накормить такую большую семью было делом нелегким, и главный, кок Агафонов, поднявшись раньше всех, всегда оказывался на высоте положения, орудуя со своими подручными на камбузе, белизной и блеском не уступавшем научной лаборатории.
В шесть часов, минута в минуту, заняли места во главе общего стола Кудояров и капитан Лех Казимирович.
Этот морской патриарх восседал по правую руку от Кудоярова, облаченный в двубортный белый китель. Черный галстук подчеркивал первозданную белизну старомодных стоячих воротничков с отогнутыми уголками, какие еще во времена парусного флота назывались "лиселями"*.
Так как подавляющее большинство научных сотрудников было людьми молодыми, то оживленный, хотя и нешумный разговор за завтраком носил преимущественно юмористический характер. Сегодня мишенью острот оказался Лев Маркович Киперфлак, прославившийся своей скаредностью. Злые языки утверждали, что он занимается упражнениями по системе йогов и ежедневно, закрывшись в своей каюте, стоит по два часа на голове. Сам Лев Маркович, кругленький, толстенький, дипломатично помалкивал, зная по горькому опыту, что ему не под силу дать отпор завзятым острословам, и ел сладкий пирожок с таким видом, будто это был последний пирожок в его жизни.
Внезапно заговорил динамик, и все узнали голос радиста Курчавы:
– Внимание, внимание! Говорит радиоузел дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Через пять минут мы пересечем тропик Рака. Желающие полюбоваться на него могут собраться на левом борту. Просьба тропик руками не трогать.
Попавшихся на эту удочку, разумеется, не оказалось, но шуточное объявление и зычный гудок возвестили о том, что корабль вошел в тропическую зону океана. "Батыр" поглядел на часы, поднялся и, улыбаясь, сказал:
– Ну, хватит балагурить! Пора и за дела.
В минуту кают-компания опустела. Все разбрелись по рабочим местам: кто в ионосферскую лабораторию, кто в гидрографическую, или термики моря, или по изучению космических излучений и атмосферных возмущений и так далее, и так далее (всего лабораторий на "Академике" было тридцать две). Словом, начался рабочий день "линкора науки" по программе, детально разработанной на вчерашней планерке.
В
– Что передает служба неба?
– спросил Кудояров.
– "ОКО" вышел на связь в 5.00, - отвечал Скобелев.
– Товарищ Донец сообщает: в районе островов Галапагос сложились благоприятные условия для образования циклона...
– Наша синоптическая сводка?
– Вот, пожалуйста...
– Скобелев развернул второй лист, поменьше.
Кудояров с интересом рассматривал карту, испещренную разноцветными стрелками.
Циклон еще находился в колыбели, но чувствительная аппаратура на борту "Академика" на расстоянии двухсот миль уловила инфразвуковые колебания. Эти колебания, или, на образном языке науки, "голос моря", несутся со скоростью звука, обгоняя ветер и волны, и служат верным предвестником зарождающегося урагана.
– Да, да, очень интересно. Обе сводки совпадают, - сказал Кудояров, многозначительно взглядывая на Скобелева.
– Знаете что, давайте сделаем рекогносцировку в этом районе. В самое пекло, конечно, не полезем, но пройдем по границе депрессии, произведем замеры. Я сам полечу. А вы как?
– Я с удовольствием, Евгений Максимович. Размяться пора.
– Лады. И корреспондента прихватим, ему интересно будет.
Кудояров снял трубку телефона, вызвал старпома и приказал готовить вертолет.
Через полчаса полетная группа собралась на корме. Утренний океан застыл в штилевой дремоте, просто не верилось, что в каких-нибудь двух часах полета начинали пробуждаться демонические силы ветра и волн. Об этом говорили сводки.
В кормовой части корабля находился большой квадратный люк, задраенный гофрированной металлической крышкой. По знаку Кудоярова старпом включил скрытый двигатель, и половинки люка плавно откатились в стороны, открыв шахту. Специальный лифт подал из нее наверх платформу с гидровертолетом.
Если "Академика Хмелевского" называли плавучим научно-исследовательским институтом, то вертолет можно смело было назвать "летающей научной станцией". Он имел специальные баллоны для посадки на воду, мощный двигатель, большой "потолок" и радиус автономного полета, "мини-лабораторию" послушный, надежный и, с точки зрения технической эстетики, красивый воздушный корвет.
– Товарищ начальник экспедиции, корабль к полету готов! по-военному доложил пилот Андрис Лепет, сероглазый и белозубый, с небольшой черной бородкой, бронзово-загорелый крепыш.
– Горючее?
– На трое суток.
– Аварийный запас?
– Тоже.
– Ну, что же, пора!
– сказал Кудояров. И пока люди занимали свои места в вертолете, он обратился к капитану Леху;
– Остаетесь моим заместителем. Будем к вечеру. Прошу обеспечить постоянную связь по радио. Ну, поехали, ваше величество, - добавил он, улыбаясь и кивая Андрису.
– Долгие проводы - лишние слезы.
Гидровертолет взмыл вверх, затем лег на заданный курс. Над ним стлалась безоблачная синева тропического неба, а внизу - палево-голубая гладь океана, словно смазанная маслом. Кудояров поглядывал то в иллюминатор, то в застекленный смотровой люк под ногами.