Этап
Шрифт:
Остальные были уже на борту. В гондоле оказалось шестнадцать кают. Кошку выпустили из клетки, и она тут же отправилась осматривать свой новый дом, пусть и временный. В рубке сидели Смолин и дядя Гоша.
— Отдыхай, Сергей, отдыхай, — махнул рукой дядя Гоша. — Отсыпайся. Ночь будет нелёгкой. Если есть захотите, спросите у Надежды Петровны.
Дарью они нашли на корме. Она стояла, смотрела на лес — дирижабль был пришвартован вдали от города.
Лицо её было таким спокойным, что Николаев окончательно осознал,
— Пойду, переобуюсь, — Мария потрепала её по голове и оставила их двоих. Дарья с улыбкой смотрела на Николаева, прижимая к груди своего Винни-Пуха.
— До утра нам всё равно делать нечего, — пояснила она. — Я спать пойду. Можно, я Кошку к себе возьму?
Кошка возникла рядом как по волшебству. Во слух!
— Конечно, если она не против, — Николаев поднял Кошку на руки. Дарья осторожно пересадила Кошку себе на плечо и шепнула:
— Она ждёт тебя!
И убежала — в свою каюту.
Мария ждала его в его каюте. Едва он вошёл, закрыла за ним дверь и пригасила свет.
— Через восемь часов начнётся, — пояснила она. — Или чуть-чуть позже. В это время я обычно выпивала бутылку водки и пару таблеток снотворного, на пустой желудок. Чтобы вырубиться, и снов не видеть. Всё равно проснёшься, когда начнётся, и будешь трезвая и ясная, как стёклышко. Смешно, да? Можно упиться до синих свиней, или обколоться чем угодно, а как начнётся — свеженькая и бодренькая, никакой дури.
Она зашторила иллюминатор.
— Тебе тоже плохо, — заметила она. — Федя говорит, у всех так. Пусть ты хоть миллион концов света видел, за несколько часов у всех мандраж. Дядя Миша сейчас сидит с тётей Надей, дядей Сашей и дядей Гошей, играет вальсы и романсы. А они режутся в карты, под музыку, и пьют кофе. Даша спит в обнимку с Винни-Пухом, больше ей ничего не помогает. Парни смотрят какое-нибудь кино, где много стреляют и море крови. Я одна напиваюсь, от остального только хуже.
Он взял её за руку.
— Если это тебе на самом деле нужно, я останусь, — она посмотрела ему в глаза. — Если тебе я нужна, а не просто любая женщина. Если нет, я пойду, водка у меня уже приготовлена. И таблетки. И никаких обид, да? Мы же взрослые люди.
Он подумал, прежде чем сказать. Хорошо подумал.
— Останься, — взял её за обе руки, и только теперь почувствовал, что она дрожит. — Мне нужна ты. Именно ты.
Николаеву показалось, что он всё проспал. Открыл глаза — солнце, но не понять, восход или закат. Он понял, что сидит в столовой, в гондоле дирижабля. Остальные — все, кроме Фёдора — тоже сидели за столом. И занимались кто чем — читали, пили чай. Николаев заметил, что на всех спасательное снаряжение — спасжилет, всё прочее. И на нём тоже. Ничего не помню, подумал он. Но почему? И который час?
— Осталось пять минут, —
— Всё, — заверила Мария, склонившись над Николаевым. — Всё в порядке, — шепнула она. — Ты просто устал.
Он всё-таки встал и подошёл к иллюминатору. Внизу была вода, только вода. Спокойная ясная гладь. И лодки — много лодок. Может, тысячи, может — десятки тысяч. Они были повсюду под дирижаблем, сколько хватало взгляда.
— Пора, — Дарья подошла, держа Кошку на руках. — Она к тебе хочет! Слышишь?
Ещё бы не слышал. Николаев проверил, что кобура с бластером под курткой, что портфель в руках — и сунул Кошку в карман, как тогда. На этот раз она не стала вырываться — сидела там и мурчала так, что было слышно шагов за пять.
— Даша, возьми его за руку, — напомнила Мария. — Я возьму за другую.
Николаев сунул большой палец в карман с Кошкой, и палец немедленно облизали. Чуть портфель не выронил от неожиданности. Дирижабль вздрогнул — налетел порыв ветра.
— Проверьте снаряжение, — дядя Гоша посмотрел на часы. — Возьмитесь за руки и закройте глаза! До встречи!
Вспышку Николаев почувствовал даже сквозь закрытые глаза.
18.
— Проснулся? — его потрогали за плечо.
Николаев уселся. Если бы рядом была только Мария, он побился бы об заклад, что они с ней вернулись в тот день, который наступил за его первым концом света. Всё тот же чёрный плащ и чёрная повязка. И лес… нет, лес другой. Похожий, но другой. Хоть на этом спасибо.
Дарья сидела рядом, с другой стороны — одетая в зимний пуховик, вязаную шапочку и сапоги. Сидела, скорчившись, прижав к себе Винни-Пуха. Вздрогнула и открыла глаза.
— Даша! — позвала Мария. — Всё в порядке? Можно переодеваться?
Дарья оглянулась и улыбнулась. Помотала головой, сняла свою шапочку.
— Можно, — согласилась она. — Дядя Серёжа? Всё хорошо?
— Замечательно, — те же лёгкие брюки, куртка и берет. Портфель в руке, ремень с кобурой на месте. Вот как, значит. Теперь всё время в одной и той же одежде.
— Так, Серёжа, — Мария поднялась, расстёгивая свой чёрный плащ. — Отвернись на пару минуток, ладно? Мы с Дашей переоденемся.
Переодевались они минут пять. Когда Николаеву разрешили смотреть, они обе были в джинсах и майках, и лёгких куртках. Обалдеть!
— Это всё поместилось в Винни-Пухе? — не поверил Николаев. Дарья рассмеялась и кивнула.
— Самое тонкое выбирали, — пояснила Мария. — Только двенадцать раз была зима или осень. Обычно всегда лето. А где Кошка?
В кармане никого не было.
— Ко-о-ошка! — позвали они все, и по имени, и так, как зовут любую кошку.
Ничего не случилось.
— Она не… — губы Дарьи задрожали.