Эти двери не для всех
Шрифт:
И Сенька кивнул на экран, где Андрей Миронов бегал по узким улочкам Стамбула.
– Ладно, Сень, не еби мозги, – сказал Саша. – По-моему, ты просто зажимаешь коньяк, философ. Да, да, не делай, пожалуйста, большие глаза… Где там у нас этот чудесный тридцатирублевый "Ахтамар" из спецмагазина?
И вот наступил день, когда…
Нет, не так.
И вот, наконец, наступил тот самый волнующий день…
Нет, не то.
День, которого Саша с безумным нетерпением ждал…
Да не то все это! Нет тут места остроумию и иронии. Нечего тут делать насмешливости и издевке,
Человек оцепенело дожидался своей мечты.
Человек нервно ждал, облизывая губы и стиснув руки, – когда же он окажется в цивилизованных, европейских, заграничных горах…
У какой сволочи повернется язык насмехаться над этим человеком?
Невозможно выразить словами и Сашино ожидание, и Сашино нетерпение, и страх, что произошло недоразумение, что путевка досталась ему по ошибке, посему Сашу завтра вызовут в комитет комсомола и скажут, что, к сожалению, его поездка в Болгарию отменяется, поскольку возникли непредвиденные обстоятельства, или скажут, что его поездку в инстанциях "сочли нецелесообразной", или произойдет еще чтонибудь.
Он так волновался, что в последнюю ночь долго не мог уснуть. Ворочался часов до трех, вставал, курил, по десятому разу проверял сумку, портмоне с загранпаспортом. Саша промаялся полночи, а потом наконец уснул. И так крепко уснул, что будильника не услышал, и если бы не мама, то он проспал бы свой рейс и свой Боровец. Мама растормошила его, отправила в душ, приготовила завтрак, положила в карман куртки сверток с бутербродами и взяла с него слово, что завтра он пошлет телеграмму, а если сможет, то позвонит. Саша поцеловал маму, обнялся с отцом, взял сумку, чехол с лыжами и осторожно протиснулся в лифт.
На улице еще было темно, шел легкий снежок. Саша не стал ждать троллейбуса и пошел к Ленинградке пешком. Времени у него было полно, но он шел торопливо, ощущая в себе суетливое беспокойство, он нервничал и чувствовал, что спокойно ему будет только тогда, когда поймает такси или частника, а еще вернее – когда он приедет в аэропорт и встретится со всей группой. А вот когда самолет взлетит – тогда ему будет совсем спокойно, и тогда он по-настоящему ощутит, что его Боровец никуда от него не денется…
Он дошел до "Войковской" и встал у кромки тротуара. Машин было немного – воскресенье, восемь утра. На мосту появилась светлая "Волга", и Саша увидел маленький изумрудный огонек. Он поставил лыжи на снег и протянул руку.
– В "Шереметьево-два" поедем? – спросил он, открыв дверь.
Из машины шел уютный дух тепла, бензина и табака.
– Весло, что ли? – покосившись, спросил хмурый водила. – Не поместится же.
– Сам ты весло, – пробурчал Саша, пристраивая лыжи в салон. – Все поместится, не боись. Багажник открой, пожалуйста, сумку брошу.
– Это чо, лыжи у тебя? – спросил водила, когда они въехали в Химки.
– Лыжи, – ответил Саша и посмотрел на часы. – Курить можно?
– Кури. Это чо, горные?
– Ну. Горные.
У Саши был запас времени – минут сорок. Он достал из кармана смятую пачку "Шипки", вытянул сигарету и чиркнул спичкой.
– Собрался куда? – не унимался водила.
Он взял из надорванной картонной пачки "беломорину", движением подбородка попросил Сашу дать ему спичку и тоже прикурил.
– В
– В загранку, значит, – уважительно сказал водила и шмыгнул носом. – Нехуево…
То-то я смотрю, горные лыжи. Сумка фирменная, "Шереметьево-два"… Сразу вижу – в загранку человек едет. Ну, счастливо тебе, палас там купишь. По профсоюзной линии или как? У меня тесть в гэ-дэ-эр был. Сервиз привез, мудила…
В новом, выстроенном к Олимпиаде, "Шереметьево-2" Саша один раз уже бывал. Они ездили с Геной Сергеевым встречать посылку из Франции (охуеть можно – посылку из Франции!). У Гены в Тулузе жила родная тетка. Посылку ту привез толстенький, потливый мужичок, знакомый теткиных знакомых. Он работал в каком-то торгпредстве и согласился передать посылку. Саша с Геной два часа ждали, пока он пройдет таможенный досмотр (слова-то какие звучат тут, в "Шереметьево-2", – таможенный досмотр!). Этот тип, кажется, сам был не рад, что согласился передать посылку, все чего-то боялся, потащил их в туалет и лишь там, суетливо озираясь, вытащил из своего чемодана большой, матовый мешок из приятного на ощупь, мягкого, шелестящего, какого-то очень нездешнего полиэтилена. Сунул мешок Гене в руки и был таков.
Саше из того мешка досталось целое богатство – блок "Честерфилда". А самому Генке достались три блока "Голуаза" и плащ. Саша никогда не пробовал "Голуаз".
Было что-то интригующее и упоительно заграничное в слове "Голуаз". "…Она элегантно затянулась сигаретой "Голуаз", пригубила "Кюрасао" и повела точеными плечами под полупрозрачным пеньюаром…" После Саша вспомнил, что марка "Голуаз" упоминается в книжке "Господин Никто". Отличная книжка, писателя Богомила Райнова (болгарского, между прочим, писателя!). Книжка про ихнего болгарского Штирлица – Эмиля Боева. Сенька все посмеивался над Сашей, когда тот на даче не мог оторваться от книжки. На пляж не пошел, баню топить отказался, лежал на раскладушке под яблоней и читал затрепанный номер "Подвига"… Зря, кстати, Сенька посмеивался – обалденная книжка… Еще продолжение есть, называется "Что может быть лучше плохой погоды?".
Саша расплатился с таксистом, вытащил лыжи из салона, повесил на плечо сумку и пошел к большим самораздвигающимся прозрачным дверям.
В прошлый свой приезд в "Шереметьево-2" он уже проходил с некоторой опаской через эти двери. Саша знал, что там фотоэлемент, видел такое в кино. Однако непривычно было, что двери быстро и неслышно разъезжаются сами, когда к ним подходишь.
"Что ж, надо привыкать, – подумал Саша. – За границу, все же, едем, блин…
Пустили Дуньку в Европу, блин… Надо привыкать".