Эти глаза напротив
Шрифт:
– Что-то не припомню, чтобы посылал своих людей в ту деревню. Не было такого, госпожа Кульчицкая.
– А я и не говорю, что именно ты послал тех бандитов! Они сами!
– Ну да, ну да, – с готовностью покивал Дворкин. – Сами вдруг решили навестить Ярцевых, а потом расшалились настолько, что решили испечь картошку на углях чужого дома.
– Я вообще не обязана перед тобой оправдываться! Ты – мой слуга и должен выполнять мои приказы! Немедленно отведи меня к Павлу!
– Небольшое уточнение, – насмешливо усмехнулся Дворкин. – Я служу не вам, а вашему мужу. А вы всего
– Прежде? – прищурилась Магдалена. – А теперь, значит, не вхожу? В этот твой круг?
– Теперь – нет.
– И почему же, интересно?
– Вы сами знаете.
– Ну, знать – не знаю, но догадываюсь, – презрительно скривила губы женщина. – Так ведь еще не вечер, Сашенька! Все еще может измениться! Вернее, все уже меняется! Я решила помириться с мужем и тоже признать Павла сыном!
– Это та-а-ак мило! – фыркнул Олег. – Я сейчас расплачусь!
– А вы вообще не вмешивайтесь! Не ваше дело! И имейте в виду оба – я никуда не уйду отсюда, пока не повидаюсь с… с сыном! А если меня не отведут к нему – сейчас вон свистну этой своре, – Магдалена кивнула в сторону заинтересованно поглядывавших в их сторону журналистов, – и расскажу, что меня не пускают к моему мальчику! У которого я хочу попросить прощения!
Голос ее сорвался, и вполне могло показаться, что от расстройства, но на самом деле – от злости и ощущения беспомощности.
И слезы на глазах выступили по той же причине.
Но в целом образ получился подходящий: несчастная, раскаявшаяся, измученная мать.
И папарацци уже повытаскивали свои камеры, жадно прислушиваясь и присматриваясь к происходящему.
Дворкин обменялся взглядами с Олегом, кивнул тому, а затем процедил, глядя в точку чуть выше бровей Магдалены:
– Ну что же, пойдемте. Я отведу вас к Павлу. Но вряд ли у вас получится сейчас с ним поговорить.
– Это еще почему?
– Потому что в ВАШЕГО сына этой ночью стреляли. Врачи вытащили его буквально с того света, и Павел сейчас в реанимации. Куда вас точно пока не пустят. Но посмотреть на сына вы сможете.
– Стреляли? – ахнула Магдалена. – Здесь, в клинике?!
– Да.
– Но… но как это возможно?
– Разбираемся.
– Так вот почему здесь столько охраны!
– Именно. И по этой же причине посещение пациентов родственниками и друзьями пока запрещено. Но ради вашей внезапно проснувшейся материнской любви придется сделать исключение.
– Александр, – подбородок привычно задрался кверху, – твой сарказм в данном случае абсолютно неуместен. О материнской любви пока не может быть и речи, но познакомиться поближе с Павлом я хочу.
– Серьезно? – Дворкин внимательно посмотрел в глаза женщины. Что он там увидел – понять было нельзя, глава секьюрити уже нацепил профессиональную маску «Гранитная статуя», но решение Александр принял: – Следуйте за мной. Олег, и вы тоже.
– А он там зачем? – возмутилась Магдалена.
– Для начала – не ваше дело! – огрызнулся Олег. – К тому же я к сестре пришел. Которую ваш ублюдок едва не угробил!
– Не смей его так называть!
– А
– Олег, прекратите! – одернул рассвирепевшего парня Дворкин. – Не забывайте – я главный пес своры, если выражаться вашим языком.
– Извините, – буркнул Ярцев. – Не подумал.
– Бывает, – кивнул секьюрити.
Когда проходили через пост охраны, толпа родственников попыталась бузить, но безуспешно. Может, потому что бузили вяло как-то, без души.
Магдалена с любопытством оглядывалась по сторонам – в этой клинике она еще ни разу не была. Слышала о ее существовании – как и обо всем элитном, но, к счастью, до сих пор повода побывать здесь не нашлось.
В целом звание «элитной» клиника оправдывала – чисто, уютно, евроремонт, персонал в единой униформе, даже уборщицы не шлепают по полу грязными мешковинами, а старательно трут современными швабрами со сменными насадками.
И специфического больничного запаха тоже нет. В воздухе пахнет освежителем, на подоконниках и в холлах – живые цветы, для отдыха пациентов и посетителей предусмотрена удобная мягкая мебель.
– Прямо санаторий, а не больница! – покачала головой Магдалена.
Дворкин ничего не ответил. А больше поддерживать беседу было некому – Олег исчез почти сразу после входа на территорию клиники. К сестре побежал, наверное.
Скоро не к кому бегать будет.
Нельзя сказать, что Магдалена злорадствовала по этому поводу, судьба двух девиц была бы ей безразлична, не стой они на пути к свободе ее мальчика.
Но сейчас главным препятствием на этом пути было ее, Магдалены, волнение. И страх.
Нарастающий по мере приближения к реанимации, где сейчас находился ее… нет-нет, не ее!
Где находился монстр, при виде которого ей придется изображать если не любовь, то хотя бы раскаяние и симпатию. Причем под наблюдением этого проклятого Дворкина, от которого очень трудно что-либо утаить.
Глава 22
Наконец Дворкин остановился у стеклянной двери, над которой угрюмо хмурилась надпись «Реанимация», и повернулся к спутнице:
– Подождите меня здесь, я узнаю – пустят ли вас хотя бы до палаты.
– А почему вдруг могут не пустить, если уж я прошла внутрь клиники?
– Потому что это – реанимация. И в обычной, муниципальной больнице вас дальше этих дверей при любом раскладе не пустили бы. А здесь – возможны варианты.
– Понятно, – понимающе усмехнулась Магдалена, открывая сумочку и вытаскивая кошелек. – Сколько?
– Вы меня не так поняли, – сухо обронил Дворкин. – Уберите это.
– Тогда что именно влияет на упомянутые тобой варианты?
– Личное распоряжение главного врача либо владельца клиники. С учетом мнения лечащего врача, разумеется.
– Что, целый консилиум будет собирать? – саркастически хмыкнула Магдалена.
– В общем, ждите меня здесь. И без глупостей, пожалуйста!
– Иди уже быстрее, решай вопрос! Мне надоело упрашивать и уговаривать! Не забывай, журналисты все еще дежурят внизу! Будешь тянуть резину – спущусь к ним! У тебя десять минут максимум!