Этичный убийца
Шрифт:
— Пасть заткни, — отозвался Доу и ударил меня кулаком в живот.
Я согнулся пополам, издав шипящий звук, но тут же снова выпрямился: овощное ло-мейн вскипело у меня в желудке. Как бы больно мне ни было, я понимал, что Доу бил меня не в полную силу, и всей гаммы ощущений мне испытать не хотелось.
— А теперь, — продолжал Доу, — хватит вешать мне лапшу на уши. Говори, что ты здесь делал?
— Но я же сказал, — ответил я, невольно поморщившись от жалостливых интонаций собственного голоса. В ушах у меня гудело, из носа струилась кровь.
— Ни хрена ты мне не сказал. Послушай, сопляк, ты постоянно оказываешься в самых дерьмовых местах,
— Я что, арестован?
— Нет уж, так легко ты не отделаешься. — С этими словами Доу открыл заднюю дверь машины и втолкнул меня внутрь, позаботившись о том, чтобы я как следует ударился головой о крышу. — Сиди тут, а я пока пойду посмотрю, какого лешего тебе здесь было надо. Молись, чтобы я ничего не нашел — а не то смотри, уж я заставлю тебя хлебнуть как следует из этой сраной ямы. — И, указав рукой на отстойник, он с силой захлопнул дверь.
Слезы застилали мне глаза, а к горлу подступал тяжелый комок, но плакать я не собирался. Нет, это не Кевин Освальд, который в раздевалке после урока физкультуры так ударил меня, что я перелетел через скамейку и ударился затылком о шкафчик Тедди Эбботта. Теперь я имел дело с полицейским, который действовал явно не в рамках закона, был виновен в убийстве и собирался сделать со мной что-то ужасное. Я принялся сосредоточенно слизывать соленую кровь, которая медленно струилась из моего носа и собиралась на верхней губе.
Я попробовал привстать, но боль оказалась слишком сильной: мои руки были как две бутылки, доверху наполненные горячей водой и готовые вот-вот взорваться. Интересно, думал я, не останется ли у меня от этих наручников травма на всю жизнь? Да и есть ли мне вообще смысл беспокоиться об этом? Каковы шансы, что у меня будет возможность лет через десять, морщась, потереть запястья и поворчать про себя: «Ну вот, опять эта старая травма от наручников дает о себе знать!»?
И где, к черту, шляется Мелфорд? Он там, конечно, ухаживает за животными, но все-таки наверняка найдет время, чтобы заглянуть сюда и вытащить меня. Мелфорд не побоится оказать сопротивление полицейскому, ведь, по его словам, он исключил себя из идеологических государственных аппаратов. Он вполне может подкрасться сзади к полицейскому и хорошенько звездануть его по голове. Я очень надеялся, что он так и сделает, но у него была и другая возможность: воспользоваться случаем и просто бросить меня одного.
Я выглянул в окно и увидел Доу, который медленно двигался к свинарнику, широко шагая, словно какой-нибудь ковбой из старого фильма. Неужели Мелфорд все еще там — ухаживает за несчастными больными свинками? А может быть, он сидит в кустах и планирует внезапное нападение? Или медленно ползет через поляну, прикрытый листьями, чтобы потом внезапно выскочить из засады и перерезать полицейскому горло?
Мне не хотелось быть причастным еще к одному убийству, особенно к убийству полицейского, хотя теперь я был абсолютно убежден в том, что такого парня, как Доу, стоило бы убить. Его жизнью я бы с радостью пожертвовал, чтобы спасти собаку, даже не слишком героическую. И тем не менее относительно этого у меня еще оставалось достаточно сомнений; и уж во всяком случае, я совершенно не хотел скрываться от суда по обвинению в убийстве полицейского. Даже если бы Доу насиловал младенцев, все копы до единого стали бы яростно преследовать его убийцу.
В любом случае все эти соображения уже не имели значения, потому что в этот самый момент я заметил
Приглядевшись повнимательнее ко второй полицейской машине, я заметил, что она была не цвета морской волны, как у Доу, а коричневой, и на боку у нее было написано не «Полиция Медоубрук-Гроув», а «Ведомство шерифа округа Гроув». Я обернулся и взглянул на Джима Доу, который тоже смотрел на машину. Даже на таком расстоянии я прочел по его губам два слога, которые он произнес: они складывались в слово «дерьмо».
Доу с уверенным видом направился обратно к своей машине, придерживая одной рукой шляпу. Тем временем вторая машина остановилась прямо перед капотом автомобиля Доу, и из нее вышла женщина, облаченная в коричневую форму неприятного оттенка.
Вообще в этой даме было трудно найти что-либо приятное: она была коренастой и крепко сложенной, с приплюснутым лицом и мужскими ухватками. Ее короткие каштановые волосы были стянуты в хвост на затылке: с такой прической можно спокойно перепрыгивать через ограды и носиться по переулкам, не боясь, что волосы станут лезть в лицо.
Она внимательно посмотрела на Доу и на его машину, на мгновение встретившись со мной взглядом. Потом достала из своей машины рацию.
— Эй, постой! — Это был голос Доу: я расслышал его даже сквозь стекло. Он спешил навстречу женщине в коричневой форме, по-прежнему придерживая шляпу. — Подожди секундочку!
Женщина снова убрала рацию в машину. Я подумал, что этого делать не стоило, но предпринять ничего не мог, ведь до сих пор не знал наверняка, что мне сулит появление этого нового и, как я надеялся, честного сотрудника полиции.
— Не надо никому ничего сообщать, — сказал Доу слегка запыхавшимся голосом. Он одарил женщину улыбкой, пытаясь изобразить дружелюбие, но мне она показалась гротескной гримасой. — К чему суетиться, Эми?
Женщина снова посмотрела на меня. Я ответил ей умоляющим взглядом.
— Какого хрена здесь происходит?
— Не люблю, когда женщины употребляют такие грубые выражения, — заметил Доу.
— Тоже мне, святоша нашелся. Мне насрать, нассать, и вообще мне до хрена и до жопы, что там тебе нравится, а что нет. Я хочу знать, что здесь происходит.
— Он нарушил границы частной собственности, — ответил Доу. — Может быть, есть и другие нарушители. Я как раз собирался осмотреть окрестности. И вообще, эта территория находится в юрисдикции города Медоубрук-Гроув, не говоря уже о том, что это моя частная собственность. Так что будь так добра, займись-ка своими делами — и я обещаю, что не буду совать в них свой нос. — Доу снова осклабился. — Да уж, лично я не стал бы лезть в твои дела.
Женщина посмотрела ему прямо в глаза:
— Джим, ты сам прекрасно знаешь, что не имеешь права требовать, чтобы представитель полиции округа покинул территорию города. Если у меня есть подозрения, что ты что-то затеваешь, я имею полное право здесь находиться. Между прочим, это называется резонным основанием, что среди полицейских широко известно. Позволь заметить, что тот грустный подросток, который сидит в твоей машине и слизывает со своего лица сопли и кровь, дает мне именно такое основание.