Этикет для Сусликов
Шрифт:
— Сколько раз, Никта, просил тебя этого не делать при посторонних?! Меня же не только смертные перестанут бояться, но и свои совсем не будут уважать!
— Котик, твоя репутация за тысячелетия настолько подмочена, что высушить её не сможет даже пламя Тартара! Так что успокойся и радуйся жизни, но так, чтобы Юпитер и Юнона тебе по глупой башке не настучали чем потяжелее. В один прекрасный момент им тоже может прийти в голову здравая мысль вразумить заигравшегося в знойного мачо небожителя.
Эребус решил не терять времени даром, вступая в словесную перепалку, которая все равно не
Лилия медленно плавилась под пылкими поцелуями кавалера, но просто так на милость победителя сдаваться не собиралась. Всеволод, теряя способность здраво соображать от все возрастающего желания, уже грешным делом подумывал, а не избавиться ли силой от кучи тряпок, которые не дают ему добраться до вредной и неуступчивой Ветки. Только словно какая-то сила не давала ему претворить дельную идею в сладкую реальность. Откуда ему было знать, что ушлой ведьмы уже час как не было в особняке Тарановых?
Бог мрака, костеря на чём свет стоит поганого архитектора, который придумал проект дома, больше похожего на лабиринт Минотавра, пробирался в сторону гнёздышка, где развлекалась парочка. Он чувствовал, что интересующая его особа сейчас не одна. Это неприятное знание подгоняло его гораздо лучше приснопамятных плетей фурий вкупе с гневом Юпитера и Юноны в случае, если кто-то из них обнаружит удивительную вещь. Древние античные божества докатились до того, что были вынуждены жить среди современных небоскрёбов вместе с другими созданиями из давно канувшей в воды Леты эпохи.
Тут до его слуха донеслись женский и мужской голоса, в последнем он с изумлением опознал свой собственный. Зашипев, точно раскаленные уголья, на которые попала капелька ледяной воды, Мрак вырвал дверь, предусмотрительно запертую на задвижку, и застыл, как вкопанный. Иветту сжимал в страстных объятьях самозванец, похожий на него, как две капли воды. Несносная паразитка почти уступила его наглым домогательствам. Она периодически постанывала от удовольствия и томно выдыхала имя, которое ему присвоили с легкой руки богинь: «Эрик!».
— Немедленно отпусти Ветку, мерзавец! — взбешенный наглостью незнакомца, который, как он чувствовал, был всего лишь смертным, Эребус бросился в атаку.
Он оттащил соперника от приглянувшейся ему дамочки. Потом бог мрака по давней привычке щелкнул пальцами, желая превратить этого наглеца в жирного поросёнка, чтобы продать его на ближайшей скотобойне. Этому коварному заклинанию его в давние времена научила сама колдунья Цирцея. Ушлая чародейка питалась исключительно мясом тех несчастных, которых её колдовство превращало в бессловесную скотину. Он повторил движение раз десять, прежде чем понял, что магия по каким-то одним ей известным причинам отказывается повиноваться своему господину.
«А, чтоб того, кто в этом виноват, фурии за жабры взяли!» — сердито подумал Эребус, видя, как соперник расстегнул ещё один крючочек на платье, став на шажок ближе к заветной цели.
Парочка была настолько увлечена любовной игрой, что не обратила внимания даже на грохот сорванной с петель
Талея, бросив гостью на Нокс, из-за которой на самом деле и разгорелся весь сыр-бор, насмешливый взгляд, промурлыкала:
— Чтобы Эрик не засветил нас в порыве неукротимой страсти к мнимой тебе, Мегера и Геката сделали так, что в его арсенале есть всего лишь собственные кулаки и мозги, порядком обленившиеся из-за лёгких побед. Так что они имеют примерно одинаковые возможности, чтобы окучить Лильку!
— Тогда Сева останется при своей жене, как и положено на собственной свадьбе! — светло-карие глаза девушки искрились от такого лукавства, что фея сразу решила, что лично присмотрит, чтобы эта забавная смертная прожила подольше и посчастливее.
Девчонка ей определенно начинала нравиться не меньше, чем остальным. По крайней мере, характер свой во всей красе она показывать не боялась, что очень импонировало ирландской интриганке. От Талеи порой даже у Юпитера и Юноны случалась жуткая головная боль. Только поделать они с крылатой поганкой ничего не могли. На неё строгие законы небожителей не распространялись. Как и на других представителей кельтского Волшебного народа.
Всеволод слишком поздно осознал, что они больше не одни в комнате, в спешке восстанавливая утраченную над «Иветтой» власть. Мускулистые руки ухватили соперника за ворот рубахи и оттащили прочь. Потом кулак заехал мужчине под дых с такой силой, что у того перед глазами потемнело.
— Не смей приставать к моей ведьме, самозванец! Да еще под моей личиной! Убирайся сейчас же, иначе я так тебя взгрею, что до конца дней своих будешь шарахаться и от собственной тени!
— Ветка и так моя! — парировал «близнец», оставив рубаху в руках у взбешенного бога мрака. — Три года почти что под одной крышей много значат, неудачник! Пошёл вон! Это моя женщина! Ни с кем делиться ею я не намерен! — и он со всей дури заехал наглецу в челюсть, выбив её.
Эребус с громким хрустом вставил кость обратно и ураганом налетел на обидчика, грозно потрясая костистыми кулаками. В комнате раздавались только постанывания женщины, о которой все забыли, и сосредоточенное сопение двух дерущихся из-за неё «павлинов».
Пока мужчины с переменным успехом пытались доказать «кто Иветте хозяин!», недовольная таким небрежением Лилия открыла затуманенные страстью глаза, которые тут же полезли из орбит. Было от чего: целых два Эрика квасили друг другу морды за право обладания ею. Конечно, было лестно, что она способна разжечь в сердцах такую животную страсть. Только сейчас на уме у прохвостки было нечто совсем иное.
«Один Эрик — хорошо, а два — лучше!» — подумала она про себя, нехотя встала и пошла разнимать драчунов, благоразумно не влезая в свалку.
Думая, что борются за единоличное владение строптивой ведьмой, соперники спуску друг другу не давали. В ход шел любой подходящий предмет, который попадался под руку. Когда всё, что можно было оторвать и использовать в качестве орудия в споре, закончилось, они попытались было приватизировать и туфли невесты. Их та уже легкомысленно скинула на пол, но получили такой отпор, что отступились.