Это Америка
Шрифт:
— Что вы, Гавриил Абрамович, я и так все для вас сделаю.
— Ну — ну, постарайся.
Подходила суббота, и некоторые из курсантов — евреев спрашивали:
— Лиля, есть в Кургане синагога?
— Есть христианская церковь, а насчет синагоги я не уверена.
— Это религиозная дискриминация. Где же евреям молиться?
— Да они не молятся. По всей России евреи атеисты, советская власть отучила их от молитв. Только старики молятся. В Кургане, кроме Илизарова, мало евреев.
— Как, профессор Илизаров еврей?!
— Он горский еврей, тат, из бедной деревни на Кавказе.
— Как же он добился такого высокого
— Талантом и упорством. Но ему нелегко это далось, двадцать лет добивался, чтобы его метод признали.
— А если он еврей, то где же он молится?
— Да атеист он, нигде не молится. К тому же коммунист.
— Коммунист? Но вы сказали, что он еврей. Евреи не должны быть коммунистами.
— В России трудно пробиться, если ты не член партии коммунистов. Многие вступают в партию из карьерных соображений. И Илизаров так сделал, иначе он не мог бы стать директором.
Они долго это обсуждали, расспрашивали Лилю о положении евреев. Попросили все-таки, чтобы их отвезли в церковь. На холме у края города стояла небольшая деревянная церквушка — бревенчатый сруб с традиционной луковкой наверху. Перед ней, в березовой рощице, сидели несколько старух, в серых и черных платках.
Американцы сразу весело сказали:
— «Бабушка»! «Бабушка»! — В Америке так называли сами эти платки, с ударением на втором слоге.
Завидев полный автобус хорошо одетых туристов, «бабушки» кинулись на дощатую паперть и заголосили:
— Подайте Христа ради! Подайте Христа ради!
Американцы начали раздавать им доллары, а шофер автобуса недовольно сказал:
— Напрасно дают — старухам все равно ничего не достанется, все отнимут их мужики: мужья или сыновья. И тут же пропьют.
В полутемном храме висело несколько темных икон, возле них горели свечи. На американцев подействовала бедность и атмосфера церквушки, они выходили из нее притихшие. Какому Богу они молились, Лиля не спрашивала.
На прощание американцы пригласили врачей института на банкет в городской ресторан.
— Хотим отблагодарить их и посмотреть, как развлекается здешняя публика.
Ресторан был полон: вечер пришелся на день зарплаты, и молодежь наслаждалась жизнью. Гремела веселая музыка, люди танцевали.
Когда пришли американцы, руководитель ансамбля объявил в микрофон:
— У нас в гостях группа американских докторов, гостей профессора Илизарова. Давайте поприветствуем их.
Люди закричали: «Америка! Америка!» и громко зааплодировали, американцы махали им руками и улыбались. Молодые инженеры «Ричардса» привели своих подружек — официанток и сразу включились в бешеный ритм танца. Лиля смотрела на толпу, сравнивала это веселье и видела — русская молодежь развлекается так же, как молодые в Лас — Вегасе, только условия тут немного победней.
Стол для банкета накрыли в стороне. Илизаровские врачи пришли нарядные, американцы благодарили их, говорили тосты, шутили. Всем раздали подарки. На радостях некоторые много выпили, и их пришлось вывести из зала. Но вот после паузы ансамбль заиграл русскую плясовую. Подружки молодых инженеров вышли в круг, застучали каблучками, приглашали своих дружков, и те довольно ловко стали имитировать русский танец. Кто-то крикнул:
— Доктора Лилю в круг, доктора Лилю в круг!
Пришлось Лиле выйти в круг. Она вспомнила, как много лет назад, молодой, плясала «русскую», грациозно откинулась назад, подбоченилась, подняла руку с платочком — и поплыла. На ней было голубое платье с расклешенным низом, и подол красиво закручивался вокруг ног.
Потом заиграли «семь — сорок», и тут все — и американцы, и русские — образовали круг, обнялись за плечи и стали танцевать, высоко подбрасывая ноги.
На
— За год я побывала в Лас — Вегасе и дважды в России. Мне удалось увидеть жизнь американцев и русских. В Америке всего избыток, там люди с жиру бесятся. А жизнь русских стала хуже, чем была двенадцать лет назад, когда я уезжала отсюда.
Павел неотрывно смотрел на дочку, по — стариковски кивал головой:
— Полтораста лет назад Гоголь патетически вопрошал: «Русь, куда несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа». Теперь ответ кажется ясным — Россия несется в пропасть.
14. Как рухнул утес [109]
«Часы коммунизма свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами».
109
В 70–е годы Хрущев выдвинул лозунг: «Советский Союз стоит как утес».
Десятого ноября 1989 года народ управляемой Москвой Германской Демократической Республики, которую называли «Восточной Германией», восстал против власти коммунистов и разрушил ненавистную Берлинскую стену. Стена разделяла город двадцать восемь лет, была символом зависимости и неволи. В память о погибших при попытках перелезть через нее русский виолончелист Мстислав Ростропович исполнил возле нее сюиты Баха [110] .
Две Германии вскоре объединились в Федеративную Республику. Для лагеря коммунизма это был второй, после возникновения польской «Солидарности», удар. Он окончательно ослабил влияние коммунистов в Советском Союзе и в Восточной Европе. Внутри Союза усиливалось недовольство республик, и все больше разваливалась экономика. Первыми потребовали выхода из Союза народы Прибалтики [111] . Вслед за ними потребовали независимости народы Грузии, Армении и Украины. В Кремле нарастала паника — подавлять народы, как прежде, сил не было. Ненавистная коммунистическая партия умирала, страна распадалась на глазах.
110
Постройка Берлинской стены описана в 3–м томе «Крушение надежд».
111
Присоединение Латвии, Литвы и Эстонии описано во 2–м томе «Чаша страдания».
Михаил Горбачев пытался удержать власть коммунистов и сохранить престиж страны. Но люди уже не верили в него самого и давно ненавидели его партию. Даже внутри самой верхушки возникли разногласия. Один из главных помощников Горбачева Борис Ельцин в июне 1990 года выступил на 28–м съезде партии с критикой и демонстративно вышел из нее. Для коммунистов это был шок, но народ избрал Ельцина главой Российской Федерации, основной республики Союза. Он сразу повел курс на выход из Союза, и открыто заявил другим республикам страны: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». И «парад суверенитетов» начался.