Это Америка
Шрифт:
— Нашли лежащим на улице возле здания масонской ложи. Очевидно, нападение.
Полицейский, приехавший с ним, добавил:
— Ни бумажника, ни документов при нем не оказалось, украли, конечно. Я подобрал рядом с ним эту книгу, — и он протянул ей окровавленный томик.
Лиля посмотрела название: «Путеводитель по архитектуре Бруклина», британское издание.
Рентгеновский снимок показал перелом черепа. Лиля зашивала рану, а операционная сестра приговаривала:
— Да это разве люди здесь живут? Это же животные какие-то, еще хуже животных.
Повреждение оказалось тяжелое, Лиля выхаживала больного, как могла. Через
— Что случилось?.. Где я?..
— Вы в госпитале. У вас повреждение головы. Вы помните, что с вами случилось?
— Ничего не помню…
— У вас была потеря сознания…
— Да, да, я приехал в Нью — Йорк из Лондона, я англичанин. И пошел гулять по улицам… дальше не помню…
— Зачем вы пошли гулять по улицам?
— Меня интересовала архитектура… Позвольте, где я — в Бруклине?..
Он пролежал еще неделю и перед выпиской рассказал Лиле:
— Я профессор архитектуры и всю жизнь мечтал полюбоваться архитектурой Бруклина. Но мне все было некогда. Как только я вышел на пенсию, сразу поехал осуществить свою мечту. И вот…
Его любознательность едва не стоила ему жизни.
Бывали случаи нападения на докторов. В представлении бандитов и жуликов доктор — богач, значит можно и нужно его грабить. Они подходили вплотную на улице, угрожали ножом или револьвером и требовали денег. Некоторые доктора носили в кармане оружие для самозащиты, но и это не всегда помогало. Лиля боялась одна идти на паркинг к машине, ждала попутчиков. На всякий случай она держала в сумочке большой шприц с толстой иглой — чтобы успеть всадить в нападающего.
Однажды по госпитальному радио разнесся сигнал тревоги:
— Вызов один — один в неотложную хирургию!
Это означало, что все свободные доктора должны немедленно явиться туда. В неотложной вокруг каталки уже стояла толпа докторов.
— Что случилось?
— Нападение на доктора Ризо, выстрел в голову!
— Что?.. Как?.. Кто стрелял?!
Это был настоящий шок. Питер Ризо, ветеран госпиталя, заведовал всем отделением. Прямо в кабинете в него выстрелил бывший больной, бездомный бродяга и наркоман. Три месяца назад Ризо сделал ему операцию на желудке и спас жизнь. Но кто-то из окружения надоумил его:
— На тебе опыт проделали — испытательную операцию. Твой доктор получил за нее много денег.
И вот недалекий бродяга стал требовать у врача:
— Док, ты должен дать мне половину денег. Я человек, док.
— Каких денег?
— Я знаю, ты получил деньги за опыты надо мной. Я человек, док, не собака. Дай мне денег.
— Ты говоришь ерунду. Я не ставил на тебе опыта, это была обычная операция.
Но бродяга все преследовал врача и настаивал на своем. Наконец он пробрался в кабинет Ризо, достал револьвер из бумажного пакета и выстрелил. Ризо срочно прооперировали, но спасти его не удалось.
Госпиталь гудел, как потревоженный улей, резиденты — иностранцы встревоженно говорили между собой:
— Что же это такое — ни городские власти, ни общество не могут справиться с бандитами! Что хорошего в американской свободе, если она позволяет убивать и грабить?
Американцы, которых в госпитале было мало, грустно отвечали:
— Такая жизнь в Нью — Йорке, ничего не поделаешь. Нью — Йорк и Бруклин — это еще не вся Америка. По статистике, врачей в США убивают чаще, чем других специалистов. И не только
Лиля не могла прийти в себя: как это все ужасно! Убийство врача, который сделал тебе операцию, спас твою жизнь, — это кошмарнее, чем любое другое убийство. Жить в Нью — Йорке просто опасно.
Домой Лиля возвращалась уже в темноте. На подъезде к Бруклинскому мосту перед ней привычно открывалась панорама центра Манхэттена, лес небоскребов, захватывающая дух величественная картина. Усталая Лиля ехала в потоке машин, любовалась видом и с горечью думала: «Все это время моей мечтой было войти в американский мир свободы и прогресса; но Америка показывает мне не лицо, а изнанку, не положительные стороны свободы, а отвратительную картину бесконтрольного разгула преступности». Лиля все больше убеждалась: необходимое условие свободы — это ее ограничение. Если ее сделать абсолютной, то в жизни общества наступит хаос.
48. Новый этап
Еврейский госпиталь Бруклина тридцать лет назад славился как один из лучших и богатых госпиталей, в нем работали знаменитые доктора. Он был построен в начале XX века в богатом районе Бруклина, где жили в основном состоятельные евреи. С окончанием расовой сегрегации туда вселились несколько семей чернокожих американцев. Это были работящие спокойные люди, но местным жителям их соседство не понравилось. Постепенно они стали продавать дома и уезжать в пригород, в район Лонг — Айленд (Long Island). А через несколько лет сюда хлынула огромная масса легальных и нелегальных чернокожих эмигрантов из Латинской Америки и с островов Карибского моря. Из своих стран они импортировали три характерные черты: бедность, культурную отсталость и преступность. За пятнадцать — двадцать лет им удалось разрушить все, что создавалось тут более ста лет. Последние еврейские семьи бросили свои дома и бежали. Пострадал и пришел в упадок и Еврейский госпиталь: ушли основные доктора, сменился персонал, прекратился приток средств.
Молодым сотоварищам Лили по тренингу не приходило в голову, насколько она старше них — ровесница их родителей. Лиля скрывала проступающую седину, подкрашивая волосы, и выглядела моложе своих сорока восьми лет. И у нее оставалось еще достаточно энергии, чтобы выдерживать громадные нагрузки. У новичков первого года не было необходимых навыков, их обучали старшие резиденты, и Лиля многому училась у старших в повседневной практике. То и дело пищал бипер на поясе Лили — и она кидалась к телефону.
Хотя от прежнего времени в госпитале осталось только название «Еврейский», но по старой традиции в него поступали на лечение ортодоксальные евреи с прилегающей Atlantic Avenue, Атлантик — авеню. Они занимали в этом районе несколько кварталов, у них все было свое — библиотеки, школы, детские сады, но не было госпиталя, а потому они продолжали считать этот госпиталь своим, несмотря на все перемены. Лечились они только у тех врачей — евреев, которые еще оставались от прошлых времен. Больных всегда сопровождал клан родни, с ними приходил и раввин. Если больной был важной персоной, то являлся главный раввин Менахем Мендель Шнеерсон — седьмой глава любавичского движения, старик с большой седой бородой. Его почитали как Мессию и охраняли молодые сильные евреи.