Это был просто сон...
Шрифт:
Такая вот предыстория. Я не слишком вас утомила?
— Нет… — пробормотала Ирина.
— Ахавьерш… Флаггерс… мой младший. Я всегда за него тревожилась. И не зря. Связался с дурной компанией, полез, так сказать, на кривое дерево… Сам родство оборвал… хоть на это ума хватило, семью не подставлять…
Раласву помолчала немного. Потом продолжила. Она рассказала все! Что и как она делала на побегушках у бандитов. Самого Артудекта, кстати, никогда не видела. С ней всегда разговаривал только ее сын. Флаггерс. Как к ней пришли в первый раз, а она их послала. Как во второй раз у нее на глазах убили ребенка. И пригрозили убивать до тех пор, пока она не согласится.
— У
До третьего каскада, до того, как стать генетиком, я была нейрохирургом. У меня было тогда совсем другое имя. О нейрохирурге по имени Асгенау Дорхайон-лиа давно уже никто не помнит. Я не ожидала, что навыки прежней профессии вспомнятся так легко и так просто. Третий каскад почти полностью уничтожил прежнюю личность. Даже эту преступную любовь, ради которой я горела огнем, он ослабил и почти извел из души. Но я сумела вспомнить свою прежнюю профессию. Это я уничтожила вашу память, Ирина.
Она плакала, и даже не замечала этого. Ирина потрясенно молчала, не зная, как быть и что делать дальше.
— А… почему… вы говорите об этом мне? Сейчас?
— Почему я решилась рассказать это сейчас? Мне надоела эта проклятая жизнь. Я хочу, чтобы все закончилось. И чтобы вы вернулись домой, вы ведь именно этого и хотели — вернуться. Мне невыносимо было каждый день вас видеть, зная ВТС-код вашей потерянной планеты. Вы мне… нравитесь, всегда нравились. Я уже говорила вам, почему. Но вы работали у меня почти год. И я видела… Вам было трудно, но вы справлялись. Всегда. Что бы ни происходило. И… вас дети полюбили. Это же видно. Я думала… хотела впоследствии предложить вам учиться… чтобы потом, когда-нибудь, вы смогли бы занять мое место. В конце концов! Это из-за меня вы здесь оказались. Так почему бы не дать вам шанс?
— И все же вы хотели, чтобы меня казнили, — медленно проговорила Ирина. — В тот день… за преступление, в котором обвинили потом Лилому Рах-Сомкэ. Это вы изменили память Лиломе?
— Я. Они убили двоих детей прежде, чем я… сломалась. Так же, как в прошлый раз.
Она молчала очень долго. Потом выдавила из себя:
— Простите меня, если можете. Сама я себе не прощу уже никогда…
— А что же теперь будет? — потерянно спросила Ирина.
— Вы вернетесь домой. Итэль напугал вас… заставил… шантажировал вашим сыном. Невозможно было слушать. Но ничего вам не сделают. Ваш супруг — не преступник, нет. Так что вернетесь на вашу Землю… и все у вас будет хорошо.
— А вы?
— А у меня уже ничего не будет…
— Но ваши дети?..
Ирина представила себе все эти многочисленные казни… столько детей… и у каждого свои дети… и Фарго тоже. Вместе с дочкой. И Клаемь, скорее всего. И Клаверэль барлаг. Ее замутило, горло сдавило спазмом. Какой кошмар!
— Когда меня отдали Тонкэриму, я оборвала родство со всей своей семейкой. Импульсивный поступок… я не думала тогда, что спасаю своих детей в будущем. Я не раз пожалела об этом. Но… так было надо. Теперь я вижу: я — тогда — поступила очень правильно! Все мои дети в безопасности.
— А Кмеле?
— Кмеле сама отказалась от меня. Она теперь сийта и жена Феолэска. Ей… ничего не будет…
Дверь распахнулась. В квартиру стремительно вошел Клаверэль
— Говори, что должен сказать, сынок, — печально сказала Раласву Ди-Тонкэ.
— Мама… — он справился с собой и сказал жестко:- Именем закона Анэйвалы, господа Ди-Тонкэ сэлиданум, вы арестованы.
Вы арестованы. Слова эхом отдались в сознании Ирины. А Раласву вдруг покачнулась и начала оседать на пол. Клаверэль едва успел подхватить ее. Голова у нее запрокинулась, и Ирина увидела тяжелые, густые капли крови. Они ползли из-под сомкнутых век как слезы…
Мгновенно поднялась суматоха. Ирина сидела неподвижно. О ней забыли, ее не трогали.
Тело Раласву сэлиданум унесли. Все ушли, Ирина осталась одна.
Она сидела неподвижно, держа на коленях лист с ВТС-кодом своей планеты…
ГЛАВА 28. РОДНЫЕ ЛЮДИ
В старом парке ярился ветер. Срывал листву, швырял в лицо, сбивал дыхание. Дорожки погибали под расквашенной грязью. Тускло светились фонари… те, что не были еще разбиты. И моросил, моросил мелкий, стылый, осенний дождик.
Добро пожаловать на Землю, в славный город Ставрополь…
Ирина знала этот парк. За ним, если пройти вон по той дорожке, будет школа, в которой Ирина училась. В квартале от школы — родной дом, кирпичная пятиэтажка, где родилась сама и куда переехал жить Рустам с семьей…
Парк не изменился. Разве что поставили большую детскую площадку — горка, домики, лестницы, качели… А вон там вместо большой клумбы — летнее кафе, сиротливо схлопнувшее зонтики.
Ирина понятия не имела, какой сейчас день и месяц, какой год. Судя по погоде — осень, конец сентября или середина октября, поздний вечер… Она решительно пошла по дорожке, стараясь обходить грязь и лужи. Да. Это тебе не Анэйвала, привыкай.
Она шла, и в ней оживала утраченная, казалось бы, навсегда память. Вот здесь с подружками она собирала золотые кленовые листья, вот он, тот самый клен, огромное дерево с могучим стволом и раскидистой кроной. Брат однажды закинул туда летающую тарелку… то-то у маленькой Ирины реву было! Это ж ее тарелка была, ей подарили. Брат взял поиграться — поделись, не будь жадиной! — и с первого же броска тарелка оказалась на такой верхотуре, куда не то, что залезть, посмотреть страшно. Нечаянно, конечно… Эта тарелка, выцветшая от времени, висит там до сих пор. Ее так и не удалось ни сбить, ни достать. Когда Ирина прогуливалась здесь в последний раз — катала в коляске новорожденного сынишку — тарелка торчала на месте. Сейчас, в темноте, трудно что-либо разглядеть, но она там, можно не сомневаться. Завтра можно придти сюда с Игорьком и посмотреть…
Сынулька, поди, вырос… Сколько ж ему может быть? Год Ирина провела на Анэйве, и неизвестно сколько у бандитов. Года три — два года назад родилась Ойнеле, и плюс еще девять месяцев на беременность… Четыре года. Игорьку сейчас около пяти. Примерно.
Конечно, взять с собой Ойнеле было нельзя. Ирине просто не позволили бы увезти девочку. Вот она и не стала привлекать к ней лишнее внимание. Вместо этого пришла в группу перед сном и долго сидела рядом. Дети заснули уже, а Ирина все сидела. Ей было немного жаль расставаться с жизнью, к которой она, оказывается, уже очень привыкла. Она никак не могла признаться себе, что возвращение домой ее попросту пугает. Пугает до дрожи в коленках, до тошноты.