Это грязное дело шантаж
Шрифт:
— Но, родной, ты, наверное, устал. Может быть, мистер Ньютон…
— Не будем терять времени! Я вылетаю! Скажи этому полицейскому, пусть поставит на ноги всех. Сама жди меня в номере. Передай Дюлаку, пусть позаботится о прессе. Я все улажу как только прилечу. Храни тебя Бог!
Линия замолчала, и Вэл позвонила капитану Терреллу.
— Мой отец вылетает сюда. Пожалуйста, задействуйте для поисков всех, кого возможно. Мы должны найти моего мужа сегодня ночью.
— Да, конечно, — поспешно согласился Террелл. — Очень сожалею, но мы были ограничены в своих возможностях.
— Я понимаю, — сказала Вэл и повесила трубку.
Она прижала ладони к пылающим щекам и дала волю слезам.
Изящные часы с золотисто-зеленоватой эмалью, стоявшие на каминной полке в спальне Вэл, мелодично пробили одиннадцать раз.
Вэл лежала на тахте у открытого окна, глядя в звездное небо. Ночь выдалась темная, без луны. Ее отец сидел рядом в кресле-качалке, держа в одной руке стакан с виски, а в другой — толстую гаванскую сигару.
За последние полчаса они едва ли перекинулись парой фраз. Отец как всегда был нежен с ней, но на этот раз к нежности примешивалась изрядная доля сострадания. Между отцом и дочерью восстановилось утраченное было за время болезни Криса духовное родство и полное взаимопонимание. Вэл несколько успокоилась как всегда в присутствии отца.
Ниже, в гостиничном холле, собралось несколько репортеров и фотографов из различных газет. Вэл слышала, как они переговариваются и иногда заразительно смеются, каждый раз причиняя боль ее измученному сердцу.
Звонок телефона заставил их вздрогнуть.
— Здесь капитан Террелл, сэр, — почтительно сообщил дежурный администратор.
— Пусть поднимется к нам, — коротко сказал Трэверс и положил трубку.
Вэл поспешно встала и вопросительно посмотрела на отца.
— Сейчас придет Террелл, — пояснил тот.
— Они его нашли?
— Через минуту узнаем, — сказал отец, вставая и ставя стакан на столик.
В свои шестьдесят лет Чарльз Трэверс выглядел импозантно и внушительно, чему способствовали его рост под метр девяносто, широкие плечи и крепкое телосложение. У него были светлые, пытливые глаза, седые, но еще достаточно густые волосы и худощавое интеллигентное лицо с тонким породистым носом. Какое-то мгновение они изучающе смотрели друг на друга, потом обменялись рукопожатием.
— Пока не обнаружен, — ответил начальник полиции на немой вопрос отца и дочери. — Я решил зайти и поставить вас в известность о тех мерах, которые мы предпринимаем.
— Меня интересует результат, капитан, — резко произнес Трэверс. — Вы возитесь уже двенадцать часов! Конечно, я бы хотел знать, что вы предприняли за это время.
— Я донимаю вашу неудовлетворенность, мистер Трэверс, — невозмутимо проговорил Террелл, — но за эти полсуток мы не могли сделать больше, чем сделали. Как я уже говорил вашей дочери, здесь очень тяжелый для поисков район. Кругом болота, овраги, чащоба с разбросанными повсюду фермерскими постройками. Мы тщательнейшим образом прочесали местность и строения на ней в радиусе пяти миль
Трэверс пристально посмотрел в глаза полицейского. Вокруг его рта легли упрямые складки.
— Одним словом, вы хотите сказать, что не располагаете достаточно мощной организацией, способной найти пропавшего в вашем округе человека?
— Ни один штат, да, пожалуй, ни одно государство в мире не обладает такой организацией, которая бы менее чем за сутки могла найти человека, который этого явно не желает. — спокойно возразил Террелл. — Но мы его найдем, только не так быстро как бы нам хотелось…
— Есть ли вероятность того, что вы найдете его до утра?
— Есть, но очень маленькая. Ночью поиски еще более затруднены.
— Вот это я и хотел от вас услышать, чтобы не строить иллюзий. Хорошо, прошу вас продолжать интенсивный розыск. Мы подождем. Спасибо, что зашли.
Чувствуя так, как будто его выгоняют, словно провинившегося слугу, и негодуя в душе на раздраженную манеру, в которой с ним говорил Трэверс, Террелл тем не менее задержался у двери и повернулся к посеревшей за все это время Вэл.
— Мы найдем его, миссис Бернетт, — мягко произнес он. — Надеюсь, что вы мне верите?
— О, да, конечно, — поспешно согласилась Вэл. — Я надеюсь на вас.
Когда дверь за начальником полиции закрылась, отец подошел к дочери и обнял ее за вздрагивающие плечи.
— Сейчас можешь спать, дочка. Я подежурю. Вот увидишь, все утрясется. Через пару недель… все это будет представляться как страшный сон, и ты сама еще будешь удивляться, что так взвинтила себя.
Вэл мягко отстранилась от него.
— Отец, ну как ты не поймешь. Я, конечно, очень тебе благодарна за то, что ты прилетел и… вообще за все, но пойми, Крис это моя жизнь. Я люблю его. И даже то, что с ним произошло, лишь еще более приблизило меня к нему. Он сейчас часть меня. Без него жизнь для меня станет бессмысленной. Я говорю тебе все это, чтобы ты, наконец, воспринял тот факт, что он… то, чтобы он был рядом со мной — очень для меня важно. Я живу исключительно для него.
Трэверс задумчиво посмотрел на дочь, потом пожал плечами и сказал:
— Ну ладно, ладно, Вэл. Пойди приляг. Возможно, ты и не заснешь, но все равно немного отдохнешь. Они разыщут его, и потом подумаем, как жить дальше…
Вэл прижалась головой к его плечу.
— Просто я хотела, чтобы ты знал, как я отношусь к Крису. Хорошо, я прилягу. Спасибо, дорогой. Просто не знаю, что бы я без тебя делала.
Она прошла к себе в спальню, а Трэверс еще долго стоял у окна, посыпая сигарным пеплом головы прогуливавшихся внизу репортеров, слетевшихся как стервятники, почуявшие добычу.