Это критика
Шрифт:
Конечно, эти тексты не оказывают того воздействия на литературный процесс, которое должна оказывать литературная критика, потому что влиять можно либо регулярно, либо никак. Но тем не менее я принимаю некоторое участие в создании своего рода "рамочного соглашения" о том, что мы считаем современной литературой, кого мы называем актуальными писателями, где проходит линия разрыва между читательским интересом, экспертной оценкой и устройством нашего книжного рынка.
М.Э.: Когда вы говорите, что практически не влияете сейчас на литературный процесс, что вы имеете в виду? Газетный критик вообще не в силах на него воздействовать или же все дело в регулярности, а не в месте публикации?
А.А.:
И это общий закон. Медийный мир устроен таким образом, что вы должны постоянно включать лампочку и приучать своего читателя, что у него при включении лампочки течет слюнка. Если лампочка то включается, то не включается, рано или поздно начинается сбой в рефлексе, слюнка перестает течь, и рефлекс распадается.
М.Э.: На одном из круглых столов вы говорили: "Как критик, работающий в газете, где литература никогда не была и никогда не будет основным предметом разговора, я поставлен в жесткие рамки и длину своего поводка очень хорошо ощущаю". Скажите, а есть возможность в ежедневной газете чаще писать о литературе?
А.А.: Российская ежедневная политическая газета - это либо 24 полосы, как в "Коммерсанте", либо 12-16 полос, как в "Известиях". Если у вас 12 полос, то вы будете писать о литературе один-два раза в неделю, потому что газета - это посредник между потребностями массового сознания и интересами разных сообществ, в том числе и культурного сообщества. Если массовое сознание ориентировано на кино, то вы вынуждены с этим считаться, и все крупные кинопремьеры вы можете освещать, а все интересные новые книги - нет.
Но есть и другая тенденция. Когда я пришел в "Известия", газета выходила на 8 полосах пять раз в неделю одним выпуском. Сейчас она выходит шесть раз в неделю и на 12-16 полосах. И это только начало процесса, мы обречены наращивать объем, обречены двигаться в сторону газеты западного типа с ее несколькими тетрадками. Когда газета будет выходить на 24 полосах, там ежедневно будет уже не одна страница культуры, а две. Несомненно, чем тверже будет российский медиарынок, тем больше газеты будут писать про литературу - и не потому, что менеджеры этого вдруг захотят, а потому, что им придется заполнять объем.
Другой вопрос, как добиться, чтобы литература заняла достойное место на культурных полосах газет. И тут одной менеджерской воли мало, нужно, чтобы литература для начала сама вернула себе ощущение собственной значимости. Мы можем сколько угодно говорить, что при советской власти происходила подмена тезиса, что литература выполняла не свойственные ей функции, воздействуя на жизнь в качестве политического инструмента или религиозного дискурса и т.д. и т.п. Но факт остается фактом: литература так или иначе влияла на жизненное пространство. Потом мы объяснили себе, что литература - это просто интеллектуальное развлечение, набор знаков, не имеющих объективного значения. Но раз так, то литература обречена проигрывать более качественным развлечениям, например, кино.
Если мы найдем ответ на ключевой вопрос - почему наш современник, страшно занятый на работе, решающий миллион вопросов, которые ему прежде решать не приходилось, все-таки должен читать, как это связано с его жизнью, с его будущим, с будущим его детей - тогда мы сами не заметим, как литература раздвинет рамки, отведенные ей прессой, и вторгнется в медиапространство, независимо от того, какой объем ей будут выделять менеджеры. Беда в том, что сегодня мало кто занят поиском ответа на этот вопрос. Наоборот, все чаще люди вменяемые, образованные и, соответственно, понимающие, что они делают, говорят, что литература - это сфера, где допустимо все, потому что она ни на что не влияет.
Объясню на конкретном примере -
Ребята, заиграться - можно. Потому что история не кончилась. Нас ждут очень серьезные испытания, от экономических кризисов до распада территорий и многофигурных локальных войн, нам угрожает более чем серьезный и более чем сильный враг. Назовите его исламским фундаментализмом, назовите его внеидеологическим террором, назовите его хоть горшком. Главное, что его невозможно технологически уничтожить, потому что его мир подобен Интернету, у него нет центра. Сладкая беспочвенная стабильность, внутри которой, как внутри кокона, было тепло и беззаботно всю вторую половину 90-х, неизбежно кончится. Мы либо заново научимся идти до конца, отстаивая свои идеи, принципы и ценности, либо сдадимся на милость более сильному победителю. Сильному - потому что убежденному. Либо ты убежденный, либо ты побежденный. Тот, кто тасует литературные знаки, как карты, внушая менее образованным, менее самостоятельным и менее дальнозорким современникам мысль о необязательности каких бы то ни было принципов, соучаствует в нашем будущем поражении.
М.Э.: А почему упомянутый вами персонаж, "наш современник, страшно занятый на работе", должен читать книги? Какие аргументы можно привести, дабы ему это объяснить?
А.А.: Объяснить ему, почему нужно читать современную литературу в том виде, в каком она существует, я не сумею. В будущем, я надеюсь, это будет сделать легче, потому что сейчас идет некий процесс накопления сил для предстоящего рывка. Хотя и сегодня, конечно, есть отдельные замечательные писатели. Но у каждого из них - своя личная стратегия; мощно воздействовать на окружающее пространство способен лишь процесс в целом, когда возникает очень важная иллюзия, будто без прочтения этой вот конкретной книжки ты что-то важное, что-то существенное упустишь. Как это было до начала 90-х, как это происходит сплошь и рядом на Западе. Ну, вот общеизвестный пример - Гюнтер Грасс с его последним пускай слабоватым, но энергичным и актуальным романом; 10 тысяч рецензий за год, полмиллиона продаж в первый сезон - это о чем-нибудь да говорит. Пустое развлечение можно выгодно продать, но обсуждать всерьез не заставишь ни за какие деньги, никаким пиаром.
Повторяю, литература как развлечение сегодня проигрывает другим видам развлечений. Да, можно попытаться внушить - именно внушить, мы живем в медийном мире, и никуда от этого не деться - потенциальному читателю мысль, что литература - это лучший отдых, нежели кино, театр, ресторан или рок-фестиваль, хотя бы потому, что когда ты читаешь книгу, ничто вокруг не взрывается.
Но намного важнее объяснить человеку, что книги способны поговорить с ним о том, о чем с ним не поговорит никто другой, способны помочь понять какие-то вещи, которые не открываются ни в карьере, ни в семье. Только книга может позволить человеку почувствовать скрытые от него бытийные уровни. И человеку нужно читать, потому что иначе он останется вне этого слоя и лишится колоссального пласта собственной жизни.