Это критика

Эдельштейн Михаил

Целевая аудитория?... С хозяйственно-юридической точки зрения мы организация "коммерческая" (закрытое акционерное общество). У нас нет доброго дяди, который был бы готов нас финансировать при любых обстоятельствах. Раз-два в год нам помогает Минпечати, подкидывает деньги на бумагу и типографию, большое им спасибо, но если б они не давали этих денег, журнал все равно выходил бы. Несколько сот экземпляров каждого номера закупается для российских библиотек - через посредничество Минкультуры (спасибо Швыдкому), но и это в нашем бюджете не является решающим фактором.

Журнал

существует потому, что есть достаточное количество индивидуальных подписчиков и библиотек, готовых платить за него деньги. Мы прекрасно понимаем, что наша аудитория, та ее часть, которая покупает бумажную версию, а не читает журнал в Интернете, - это в основном остатки той большой аудитории, которая когда-то сложилась вокруг "Нового мира". Она состоит из людей по большей части немолодых, у которых выработался своего рода рефлекс чтения такой странной литературной формы, какой является русский толстый журнал.

У молодых читателей возникают проблемы не с содержанием "Нового мира" и других "толстяков", а именно с их формой . Молодые прекрасно понимают, что такое ежедневная газета, что такое роман, вышедший отдельным изданием, что такое глянцевый еженедельник. Но вот что делать с ежемесячным толстым журналом, набитым прозой, поэзией, критикой и всем-всем-всем - они не знают. Когда они видят такой журнал в Интернете в "разобранном" виде, им легче с ним контактировать. А вот зачем его покупать, выписывать, иметь в своей библиотеке - они искренне не понимают, тут есть настоящий культурно-психологический барьер.

Мы должны учитывать, что вкусы большей части нашей "бумажной" аудитории давно сформировались, они уже не изменятся и они достаточно консервативны. С другой стороны, мы не можем придумать современную литературу - ни такую, которую нам самим хотелось бы читать, ни такую, какую ждет наш подписчик. Иногда на встречах с читателями я прошу: "Сформулируйте, какую прозу вы хотели бы видеть в журнале". И когда люди из зала отвечают, я понимаю, что такой прозы на свете нет. Современная русская литература такова, какова она есть, и выбираем-то мы из того, что пишут .

Я думаю, что журнал немало подписчиков потерял, печатая в прежние годы "чернуху", произведения с табуированной лексикой и т.д. Ведь даже часть читателей Виктора Астафьева воспринимала его поздние вещи как недопустимо грубые и натуралистичные. Такая специфика нашей аудитории накладывает определенные ограничения на всяческие радикальные, экспериментальные жестов. Иногда мы подобные жесты себе позволяем - публикуем конспирологическо-футурологический киносценарий Дмитрия Галковского "Друг Утят" или повесть Сергея Шаргунова " Ура!", - но очень дозировано. Мы - всей предшествующей историей журнала - обречены на то, чтобы быть журналом "мейнстрима", по возможности отсекать крайности, которые могли бы оскорбить или шокировать наших читателей.

РЖ: Если основной читатель "Нового мира" - это остатки прежней аудитории, то значит ли это, что ваш взгляд на перспективы такого типа издания, как толстый журнал, пессимистичны?

А.В.: Количество

подписчиков у литературных "толстяков" медленно сокращается (как, впрочем, и вообще средние тиражи книг в стране), но одновременно наша аудитория в Интернете устойчиво растет. И притом речь идет не просто о случайных заходах - нет, счетчик фиксирует рост скачивания текстов. И эти аудитории - бумажная и сетевая, - насколько мы знаем, почти не совпадают. Это разные люди - в социальном и поколенческом отношении. Эмигранты читают по преимуществу именно электронную версию, а бумажную выписывают внутри страны и в основном не в Москве, а в провинции.

РЖ: Но ведь этот рост сетевой аудитории не приносит журналу никаких доходов...

А.В.: Никаких доходов, но и никаких финансовых потерь. Наши сетевые читатели все равно не выписывают и не будут выписывать "бумажную версию" журнала. Зато заново формируется определенная среда, готовая регулярно читать "Новый мир".

РЖ: А вы допускаете возможность постепенного превращения толстых журналов в чисто сетевые издания?

А.В.: Нет, я так не думаю, более того, я убежден, что те люди, что заходят в сетевой "Новый мир", интересуются нами не как одним из интернет-изданий, а именно как электронной версией "традиционного" бумажного журнала, обладающего достоинствами, которых лишены многие сетевые СМИ.

РЖ: Вы употребили слово "мейнстрим". Меня всегда интересовало, почему мейнстримом у нас называется именно то, что называется. По каким критериям мы его выделяем? По тиражам?

А.В.: Нет, я говорю о каких-то эстетических параметрах. Прежде всего, это литература не коммерческая, не жанровая, не фантастика, не детектив - то, что иногда называют "серьезной" литературой. Эта "серьезная" литература тоже достаточно многообразна, но думаю, что если мы отграничим присутствующие в ней экспериментальные крайности - Владимира Сорокина, литературу круга издательства "Ad Marginem" и т.д.
– то и останется "мейнстрим". Мейнстрим в таком понимании - это и Владимир Маканин, и столь на него не похожий покойный Виктор Астафьев, и Борис Екимов, и Людмила Улицкая с ее качественной беллетристикой...

РЖ: А Улицкая разве не жанровая литература?

А.В.: Думаю, нет. Правда, ее положение сегодня немного напоминает Галину Щербакову, чья новая проза годами печаталась и печатается в "Новом мире", попадает в соответствующий "серьезный" контекст и выглядит вполне конкурентоспособной. Сразу же после этого ее романы выходят книжками, иногда в таких характерных аляповатых обложках, и уже позиционируются иначе - как "массовая" литература. То есть Щербакова как-то умеет существовать на самой границе двух миров.