Это моя вина
Шрифт:
«Что мне делать? – подумала Фрэнки. – Что можно сказать? Можно ли сказать что-то, что заставит его передумать?»
Не ныть. Не нападать в ответ. Не быть жалкой. Не показывать, что я злюсь.
Я не могу сказать ничего из того, что чувствую, потому что все это лишнее.
Я не могу сказать: «Но ты обещал».
Не могу сказать: «Я накрасилась и накрасила ногти, я весь день этого ждала».
Не могу сказать: «Ты что, хочешь расстаться»?
Я не могу его потерять.
Не могу потерять их.
Как
Если бы Фрэнки не была стратегом, она бы поступила как большинство девушек в такой ситуации: расплакалась бы, разозлилась, помрачнела и осыпала бы его упреками вроде «Что же это за дело, которое настолько важнее меня, а?», или «Ладно, если ты так, то я больше с тобой не разговариваю!», или «Ты ведешь себя так, будто твое время важнее моего».
Но поскольку она была – и остается – стратегом, она обдумала все варианты.
Быстрый анализ показал, что у нее две цели. Во-первых, сохранить своего парня. Во-вторых, не дать ему поставить себя на место, что, по ее ощущениям, он пытался сделать.
Главным для него было нечто другое, и он не хотел, чтобы она спрашивала, жаловалась или удивлялась этому.
Фрэнки коснулась тонкой кожи за ухом Мэттью и нежно поцеловала его, проведя языком по нижней губе.
– Все в порядке. Тогда я могу пойти на вечеринку Федерации вместе с Триш, Портером и остальными ребятами.
Она знала, что упоминание Портера – это удар ниже пояса.
– Что за вечеринка? – спросил Мэттью.
– Она бывает каждый год, – сказала она, считая, что лучше не раскрывать связь вечеринки с гиками. – В прошлом году я там была. Портер нашел диджея, а Триш помогла с едой.
Мэттью посмотрел на нее. Он удивлен. Что, ей есть чем заняться? Ревнует к Портеру? Она вернула себе силу?
Фрэнки снова потянулась к нему и поцеловала его, запустив руку ему под свитер и погладив его по теплому животу.
– Я хотела поцеловать тебя на холоде, – сказала она. – Тебе не кажется, что в воздухе уже пахнет Хэллоуином?
Он кивнул.
– Сегодня на английском я мечтала поцеловать тебя, – прошептала она, касаясь губами его уха. – Я представляла тебя без рубашки.
Мэттью прижал ее спиной к дереву и обнял, пристально глядя на нее.
Он не собирается меня бросать, неожиданно поняла она.
Она сумела укрепить свою власть. По тому, как он обнимал ее, было ясно, что он хочет держать ее как можно крепче, удержать ее от похода на вечеринку и встречи с бывшим парнем.
Фрэнки посмотрела в его красивое лицо.
– Развлекайся, – сказала она. – Я пойду на вечеринку с Триш.
На этот раз она не упомянула Портера. Теперь это уже не нужно. Она сумела изменить расстановку сил, и лучшего вряд ли можно было желать: Мэттью теперь хотел остаться с ней вместо того, чтобы идти куда он там собирался. И он не знал, что она будет делать без него.
Мэттью поцеловал ее, прижимаясь к ней всем телом, как раньше никогда не делал, и убежал в ночь.
Фрэнки подождала, пока он не отойдет
Старый театр
Мэттью свернул налево у библиотеки и направился в другой конец кампуса. Было уже темно, около восьми вечера, и народу на тропинках было довольно много. Все шли в «Крыльцо», в центр искусств, на вечеринку Федерации гиков и прочие школьные мероприятия, с которых начинались выходные.
Фрэнки было легко следовать за Мэттью, не попадаясь ему на глаза. Она оставила свой розовый свитер на ветке, рассчитывая вернуться за ним, и пошла дальше, оставшись в темной футболке, черной юбке и коричневых ботинках.
Мэттью пришел в старый театр, который исполнял роль центра искусств до того, как построили новый. В этой части кампуса по вечерам было темно – по крайней мере тогда, когда не было вечерних репетиций школьного театра – и сейчас свет был выключен. Мэттью подошел к погруженному в тень зданию, забрался на стоящий под деревом складной стул, влез на дерево, проскользнул в окно и исчез.
Фрэнки спряталась в тени под лестницей соседнего строения и наблюдала, как в театр один за другим пробрались Каллум, Дин, Стив и Тристан. Когда стало ясно, что больше никто не придет, Фрэнки залезла на дерево. Она заглянула в окно второго этажа и пробралась на склад осветительного оборудования. Вдоль стен по обе стороны высились горы лампочек и связки проводов. Свет проникал внутрь через окно, но коридор перед Фрэнки был почти полностью погружен в темноту. Она выглянула за угол и не увидела никого, не заметила ни малейшего движения. В отдалении слышались голоса и звон бутылок.
Она наощупь пробралась по коридору дальше и обнаружила лестницу. Стараясь шуметь как можно меньше, она спустилась в фойе театра – небольшую комнату с мраморным полом, явно знавшую лучшие времена. В зрительный зал вело две пары двойных дверей. Она прижала ухо к одной из дверей – да, ребята там.
С противоположной стороны была вторая лестница. Фрэнки с бешено бьющимся сердцем поднялась по ней, а затем, кое-как ориентируясь в темноте, прошла по коридору в дальний конец здания, мимо кабинетов преподавателей актерского мастерства и складов, пока не оказалась там, где хотела – за сценой.
Здесь было не так темно. Кто-то включил несколько красных ламп у рампы, и через просвет в занавесе Фрэнки могла увидеть зрителей.
Только их не было.
Фрэнки вздрогнула. Она была уверена, что Дин или еще кто-то сейчас выскочит из-за бархатного занавеса и… кто знает, что еще может произойти!
Заставит ее почувствовать себя маленькой. Заставит ее почувствовать себя никем.
Спустя мгновение сверху раздался голос Альфы. Они были на мостках – узких платформах высоко над сценой, с которых сыпали искусственный снег, при помощи которых расставляли прожекторы, поднимали и опускали декорации. Они сидели на двух галереях лицом друг к другу, свесив ноги вниз и упираясь грудью в хрупкое ограждение.