Это мужской мир, подруга!
Шрифт:
– Вот же она! – крикнула я Максиму.
Тот, чуть задыхаясь (не спортсмен, да), кинулся вслед за мной и стоял теперь в немом изумлении, переводя взгляд с меня на машину и обратно.
– Но... как же... – выдавил он, а я достала ключи, кликнула и открыла дверь.
– Срочно звоните в полицию, отменяйте вызов, – добавила я. – Что же вы так? Хорошо, что они еще не приехали.
– Но она... – Максим что-то там бормотал, растерянно доставая из кармана телефон. – Она совсем другая. Я ее не узнал.
– Боже мой! – И тут я просто легла на капот, не в силах сдержать
– Что? – Он обиженно пялился на меня. – Что вы тут хохочете?
– Я ее... помыла! – выдавила я, с трудом справляясь с конвульсиями. Через несколько секунд мы уже оба катались по машине, гогоча и тыкая друг в друга пальцами.
– Помыла?! – хлюпал он, с трудом дыша.
– Она... просто... чи... чистая.
– Вот дурак! – захлебывался он. Потом притянул меня к себе и поцеловал. Его улыбающееся лицо, такое светлое, такое молодое и какое-то открытое, было невероятно красиво. Я взъерошила его волосы, глубоко вдохнула и зажмурилась от счастья.
– Ну, едем? – спросил он после того, как неприятное, нудное объяснение с полицией было закончено.
– Конечно! – улыбнулась я, положив голову ему на плечо.
Он так и не снял руки с моего плеча. Мы стояли на парковке обнявшись и вызывали неодобрительные взгляды у пешеходов. Респектабельный адвокат в дорогом мятом костюме и странная, длинная тощая девушка в кедах, бессовестно обнимающиеся и целующиеся на улице. Неужели же это я? Неужели возможно просто стоять и чувствовать такое вот сумасшедшее, неконтролируемое счастье, чувство свободы, которая есть, но которая уже не так и важна.
– А куда мы поедем? – спросил он, нежно проводя пальцем по моему лицу. – В ресторан? Ты хочешь есть?
– Нет, – помотала я.
– Тогда куда?
– А поехали ко мне, – предложила я.
Максим с удивлением посмотрел на меня. Он не знал, не мог даже представить, как сложно было для меня это сказать. Как много времени и сил потратила я, чтобы создать идеальное убежище от всех людей, гнездо, в котором никогда не планировалось высиживать ни одного птенца, мое собственное, не известное никому укрытие. Подоконник и кусочек Патриарших прудов, которым я ни с кем не собиралась делиться, которые принадлежали только мне.
– К тебе? Поехали, – согласился он, и через полчаса мы уже сидели на Варечкиной кухне, две табуретки рядом.
Варя с удивлением осматривала приведенное сокровище.
– Значит, так? – вымолвила наконец она.
– Примерно, – кивнула я.
– А вы знаете, господин в пиджаке, что вы – первый и единственный, кто сидит на этой кухне в качестве Никиного гостя.
– У вас уютно, – отвечал он ей в ответ, невпопад и с явным недоумением в голосе.
– Уютно? – расхохоталась Варечка, оглядывая свои подкопченные, заваленные старыми вещами, местами разрисованные пенаты. – Вы находите?
– Ты тут живешь? – с недоверием переспросил меня Максим, когда Варя на секундочку вышла из кухни, чтобы поговорить по телефону.
– Да, живу, – кивнула я.
– Я звонил тебе домой, нашел телефон по адресу, – добавил он, смутившись. – У тебя мобильник же был отключен.
– Я не живу
– Они сказали. А почему? – кивнул Максим.
Я внимательно посмотрела на него, но никаких признаков волнения не увидела. Стало быть, он так и не понял, кому звонил. Еще бы, откуда ему знать наш домашний номер, папа никогда и никому его не давал. У моей родни была своя большая куча фобий.
– А не живу я с ними, – ухмыльнулась я, – потому что они слишком многого от меня хотели.
– Идеальное будущее? – с пониманием кивнул он.
– Что-то вроде. Они мечтали, чтобы я вышла замуж, и все такое...
– Нормальное родительское желание. – Он пожал плечами и удивленно переспросил: – А ты, что же, не хочешь замуж?
– Честно говоря, не очень. Не понимаю, чего в этом хорошего? Все, кого я знаю, бьются о свой брак, как о бетонную стену. Да кому я рассказываю, ты же и сам все знаешь, – махнула я рукой.
– Я-то – да, – неохотно согласился он. – Но девочки-то все мечтают о свадьбе.
– Но не я.
– Не ты? – Он усмехнулся и притянул меня к себе. – Не верю.
– Я – большая девочка и мечтаю совсем о другом.
– Совсем большая? – хмыкнул он.
– Проверишь сам? – Я подмигнула ему, взяла за руку, наклонилась и прошептала: – Пойдем, я покажу тебе мою комнату.
– А твоя... подруга не войдет? – усомнился он.
Я потянула его за руку, он встал и пошел за мной. Через несколько минут мы срывали друг с друга одежду, стоя посреди маленькой темной комнаты, за окном которой горели огни ночного города. Мы были порывисты, резки и безмолвны. За стеной было слышно, как ходят какие-то люди, хлопают двери. Мы не пытались как-то обозначить наши отношения, дать им название, определить роли и выписать слова.
– Ты?
– Я... – шептали мы, прикасаясь к телам друг друга жадными губами. Тут не было места ни нашим личностям, ни нашим историям, ни прошлому, которое у каждого было своим, болезненным, сложным, оставившим свои несмываемые следы, ни будущему, которого никто не мог и не хотел видеть. Была только эта темная маленькая комната, свет из окна, движения двух тел навстречу друг другу и тихий смех, радость от того, что мы есть – здесь и сейчас – друг у друга.
А потом были разговоры ни о чем, отведенные в сторону глаза, планы на завтра. И снова – как в прошлый раз, тень на его лице, от которой мне хотелось завизжать. Он так старательно делал вид, что ничего не случилось, что было даже смешно. Он говорил:
– Тебе завтра надо с утра в суд. Потом можно заняться Жанной, но я не настроен оптимистично.
– Ну, попытка не пытка, – пространно улыбалась я. Зачем мешать человеку, насмерть запуганному собственными демонами? Я уже начала привыкать к тому, как он гонит меня с вечера, чтобы начать искать меня везде с утра.
Мы поговорили о Жанне, о том, что можно сделать с ее делом. Потом он стал суетиться, похлопывать себя по карманам, показывая, что у него есть какие-то еще не решенные важные вопросы и дела. Я покачала головой и сказала первой, исключительно чтобы облегчить ему задачу, дать ему уйти, если уж ему этого так хочется: