Это наш дом
Шрифт:
И озвучила их. Кхмер задумался, нахмурив лоб, все это казалось какой-то невозможной сказкой. Им готовы просто так подарить сорок тысяч рублей?! Невозможно! К тому же, не хотелось быть кому-то обязанным. А вот работа — это очень даже здорово.
— Хорошо, жена станет воспитательницей, а мне кем быть? — наконец поинтересовался он.
— Вы ведь работали кладовщиком? — вопросом на вопрос ответила соцработница.
— Да, работал, — подтвердил Хан.
— Это примерно такая же должность. Вы станете заведующим хозяйством интерната. Будете выдавать нужное по требованиям воспитателей и директора, если оно есть на складе. А если нет, то заказывать
— Да слухи о вас уж больно страшные ходят… — покраснел кхмер. — Просто побоялся… Кто бы мог подумать, что вы к людям так хорошо относитесь?.. Кстати, а можно спросить?..
— Спрашивайте.
— Сутенеры, которые до вас скупали детей, куда-то все разом подевались. Исчезли, словно их никогда и не было. И борделей подпольных не стало. Это вы сделали?
— Да, это мы, — с легкой улыбкой подтвердила Майа. — Твари, способные насиловать детей, права на жизнь не имеют. Таковы наши законы.
— Правильно! — выдохнул Хан, вспомнив, как бандиты вынудили соседей продать двух девочек еще до прилета имперцев. — Туда им и дорога!
Немного помолчав, он спросил:
— Значит, вы нас всей семьей берете?
— Да, — кивнула соцработница. — Мы очень много детей выкупили. И далеко не все их так любили, как любит ваша жена. Безразличным мы ничего не стали предлагать, просто заплатили и забрали малышей. Причем, в основном, это девочки. Опять будет у нас перекос с женским полом. Ну да ничего, мы к этому давно привыкли. На Ирине вон женщин вообще вдесятеро больше, чем мужчин, и ничего, живут, любят, растят детей. Да, там бывают семьи, в которых и по двенадцать жен, но ничего страшного.
— Двенадцать жен?! — чуть не вывалились из орбит глаза Хана. — Знаете, мне их мужей жаль, не представляю, каким половым гигантом надо быть, чтобы их всех удовлетворить.
— Справляются как-то, — весело хихикнула Майа. — У нас многое совсем не так, как на Земле. Ничего, привыкнете.
— А интернат не на Земле? — встревожилась Бофа.
— Нет, на Лейте, — отрицательно покачала головой соцработница. — На большом острове Ивария, там круглый год лето, и не особо жарко, где-то около тридцати градусов по Цельсию. На южном побережье курорт, а северное все отдано интернатам. Думаем еще на Владии организовать несколько десятков, там тоже климат чудесный.
— Но… — растерянно протянула женщина.
— Да какая разница, на какой планете? — строго посмотрел на нее муж. — Работа есть, зарплата будет, а остальное приложится. Мы согласны!
— Вот и хорошо, — снова улыбнулась Майа, пододвинув пачку купюр Бофе. — А это возьмите, как аванс. Соберитесь, завтра в шестнадцать часов за вами прилетит флаер, сядет прямо у вашего дома, предупредите соседей, чтобы не беспокоились.
— Спасибо… — сквозь слезы пролепетала женщина, неуверенно беря деньги. — Мы… Мы будем готовы! Да благословит вас Гаутама Будда!
С этими словами она встала, низко поклонилась, собрала детей и покинула кабинет. Соцработница проводила ее задумчивым взглядом. Надо же, никто и не думал, что объявление о покупке детей даст такой великолепный результат. Главное, что среди женщин, пошедших на это от безысходности, найдено больше десяти тысяч воспитательниц для интернатов, причем искренне любящих детей. А остальные, которые
* * *
На кухне питерской квартиры собралась невеселая компания либеральных интеллигентов, всегда считавших себя солью нации. Однако новая власть считала их, наоборот, дерьмом, и ни во что не ставила. Причем лучших из лучших имперцы, будь они трижды прокляты, сослали на свою паскудную Саулу, а остальные после этого предпочли молчать в тряпочку. Да и не могли они больше выступать, им не оставили такой возможности, всех присутствующих еще в первый месяц оккупации включили в серый список, и они больше не могли опубликовать ни одной статьи, да даже ответить на комментарий права не имели. От них интернет ничего не принимал, с какого бы компьютера или телефона они ни пытались это сделать. Бумажные письма и разговоры на кухнях — вот и все, что им осталось.
— Ну и что нам теперь делать? — нервно спросила Алевтина Семеновна, в далекой молодости балерина и роковая женщина, а сейчас сухощавая старуха, все еще уверенная в собственной неотразимости.
— А что тут сделаешь? — язвительно поинтересовался Федор Ильич, экономист и тайный либертарианец. — У нас выбили из рук все рычаги воздействия на общество. Даже слухов не запустишь!
— Наши предки вполне обходились без интернета, но все равно смогли разрушить проклятый совок, — возмутилась женщина. — Именно посредством запускаемых слухов!
— Вам очень хочется на Саулу? — невинно поинтересовался третий собеседник, журналист Кирилл Шмаков, хотя на самом деле Шапиро. — Я вот туда как-то не спешу, посмотрел в интернете, что это такое. Наши дорогие коллеги там и сами такой ад друг другу устраивают, что у меня слов для описания не хватает.
— Вы лжете! — возмущенно взвизгнула Алевтина Семеновна. — Клевещете на достойных, уважаемых людей, пострадавших от тирании!
— Да кто вам мешает самой посмотреть трансляции с Саулы? — усмехнулся журналист. — Их сотни и сотни, причем из разных поселений, мужских и женских. Задайте в голосовом поиске, вам множество ссылок выдадут. Записи оттуда транслируются, а при открытии врат в Снегиревске и прямая трансляция идет. Достаточно часа просмотра, чтобы ни в коем случае не захотеть туда попасть.
— Это действительно так страшно? — тихо спросил экономист.
— Вы не представляете, насколько, — помрачнел Кирилл. — Причем кошмар создали не имперцы, а сами ссыльные. Имперцы всего лишь предоставили жилье, самое необходимое для жизни и инструменты. Но среди наших коллег быстро нашлись сволочи, сбившиеся в банды и начавшие терроризировать остальных… Там такое творится, что с ума сойти можно…
Он нервно поежился и продолжил:
— Так что я не рискну высказывать крамольные мысли за пределами кухонь. Я туда не хочу! Жаль, что засветился и попал в серый список, а то бы завербовался и улетел колонистом на другую планету, а там бы получил гражданство и долгую жизнь. И на хрена мне сдался этот ваш либерализм? Что он мне принес, кроме неприятностей?! Ничего!