Это не любовь
Шрифт:
115
Приехал Анварес, как и велел ему декан, в понедельник утром. Домой заскочил лишь затем, чтобы наскоро принять душ и переодеться. На кафедру заходить не стал, отправился прямиком в деканат.
И сразу почувствовал – что-то изменилось. Анечка поздоровалась. Она не щебетала кокетливо, как раньше, но и не пыталась уничтожить его своим презрением, как накануне. Она вообще на него старалась не смотреть, в явном смущении пряча глаза.
Волобуев же встретил его вполне дружелюбно.
– Вопрос решён, – сказал сразу после приветствия. – Обвинения в анонимке не подтвердились. Так что, Александр
– А известно, кто автор анонимки? – прервал его Анварес. Этот вопрос волновал, пожалуй, больше всего.
– Ну, доказательств у меня нет, но подозрения есть, – прищурился Волобуев. – Вполне конкретные подозрения. С самого начала я думал на двоих. На твою Аксёнову – ну, потому что по опыту знаю, что чаще всего жалуются сами студентки. Ну а второй кандидат – это, конечно, наш неугомонный Анатолий Борисович. Уж сколько раз он на тебя жаловался за эти два года – не перечесть. Даже манера письма угадывалась. В общем-то, поэтому я и включил его в комиссию по этому делу. Хотел посмотреть, как он себя поведёт... ну и посмотрел. Тем более Аксёнова отпала сразу. Ох! Видал бы ты это выступление. Ей в адвокаты надо было идти, а не в лингвисты. Грудью на амбразуру кинулась, защищая честь любимого препода, – последние слова Волобуев произнёс явно с намёком. У него даже взгляд изменился. – Ну и погоняли мы её, конечно, хорошенько по предмету. Жбанкова была затея, кстати. Рассчитывал хотя бы подлог припаять тебе. Но молодец она, собралась, справилась. Да ещё без подготовки. Хотя я, каюсь, тоже думал, что ты ей липовую оценку поставил. Но ты сам виноват, молчал тут, сидел с видом раскаявшегося грешника…
Анварес слушал его и чувствовал себя так, будто по заледенелым венам заструилось тепло и внутри всё оттаивает и оживает. Волобуев так запросто произносил «Аксёнова», а у него от этого сплетения звуков и больно, и сладко сжималось в груди.
– В общем, понаблюдал я за Жбанковым. Думаю, он накатал. Дёрнулся так, занервничал, когда Аксёнова пригрозила подать встречное заявление в прокуратуру на анонима, дескать, оклеветали её, – усмехнулся Волобуев. – Ну и то, как рьяно настаивал на подлоге, тоже наводило на мысль… Он же явился во всеоружии. Никто из комиссии не знал, сколько там эта Аксёнова прогуляла и когда, не знали, и какие оценки у неё. А он знал точно – значит, готовился заранее, выяснял. Так что выводы очевидны.
Анвареса, в общем-то, Толя совсем не удивил. Тот и не скрывал никогда своего отношения. Да и плевать ему было на Толю. Главное, что это не она. А всё остальное вообще неважно.
– Значит так, сегодня погуляй ещё, а завтра выходи на работу. Теперь по симпозиуму, – уже деловитым тоном продолжил Волобуев. – Мы уже направили представление. Всё согласовано. Твои материалы Сумароков изучил и одобрил. Только кое-что по мелочи подправить, но у тебя ещё есть почти полтора месяца. Ну и теперь… условие. Единственное, но неотъемлемое.
Волобуев замолк, впившись в него цепким взглядом.
– Со своей Аксёновой ты должен порвать. Никаких отношений, даже тайком. Только учебные. И это не обсуждается.
Анварес молчал, глядя ему в глаза.
– Это комиссию нашу твоя девчонка взяла нахально на понт, а меня не проведёшь. Вообще, молодец она, конечно. Я даже зауважал, но! Правила есть правила, устав есть устав. И ты сам уже
– Понял, – согласился Анварес и, не отводя взгляда, произнёс: – Я очень благодарен вам, Роман Викторович, за всё. Поэтому прошу меня извинить, что не оправдал ваших ожиданий. Но я не поеду в Сиэтл. Пусть туда едет кто-нибудь более достойный. На работу я, конечно, выйду завтра, отработаю положенные две недели. Потом… потом я уволюсь.
– Ты что несёшь, Анварес? Ты с ума сошёл?
Он пожал плечами.
– Ты что… из-за неё? Из-за какой-то девчонки готов похерить всё, чего достиг? Спустить своё будущее? Или из-за сплетен? Если так, то потреплются, да и заткнутся. Вон, скоро уволю Жбанкова – будет им новый повод для разговоров. Так что брось эти глупости.
– Спасибо, Роман Викторович, но нет.
– Значит, всё-таки из-за неё? Но это же бред! Ты сам скоро поймёшь, какую чудовищную ошибку совершаешь!
Волобуев наседал: ругался, убеждал, просил, заманивал новыми перспективами и преференциями. Анварес стоял на своём, раз за разом вежливо и твёрдо отказываясь, однако вышел из кабинета декана полностью выжатый.
116
После отдела кадров Анварес всё же заглянул на свою кафедру. Кроме Тани и Эльвиры Марковны там никого не было. Оно и понятно – у всех пары.
– Александр Дмитриевич, – воскликнула Таня. – Поздравляю! Я в вас нисколько не сомневалась!
– Я тоже очень рада, что всё прояснилось, – подхватила завкафедрой. – Давайте-ка попьём чайку. Вид у вас совершенно измученный.
Анваресу хотелось найти Юлю, но до конца пары оставалось ещё не меньше четверти часа. Так что он согласился на чай.
– Анатолий Борисович, – посмеивалась Таня, разливая кипяток по кружкам, – ходит такой злой теперь.
И тут же, наклонившись к нему, торопливо зашептала, пока завкафедрой отошла к дальнему шкафчику, откуда извлекла коробку конфет и печенье:
– Мы все думаем, что он и есть аноним.
– Ну что, Александр Дмитриевич, завтра выходите? – спросила Эльвира Марковна, вернувшись к столу. – А то ваши пары перебрасываем между собой третий день. Жутко неудобно.
– Да, выхожу, – ответил Анварес.
– Вот и славно! – улыбнулась она. – Угощайтесь. Конфеты наисвежайшие. Я правда рада, что всё закончилось хорошо. Сейчас всё устаканится и будем работать, как прежде…
– Как прежде – вряд ли. Я отработаю только две недели, – прервал её Анварес. – Уже написал заявление по собственному.
– Почему? – охнув, воскликнула Таня.
– Александр, не горячитесь! И не спешите вы увольняться. Я понимаю, что ситуация была отвратительная. У любого бы такое выбило почву из-под ног, но всё же благополучно разрешилось.
Анварес, помолчав, произнёс неожиданное:
– Может, даже и хорошо, что всё случилось именно так. По крайней мере, эта ситуация помогла мне кое-что понять. Даже не кое-что, а многое, и сделать выводы.
Они как раз закончили чаепитие, когда на кафедру заявился Толя Жбанков. Увидел Анвареса, и кислое лицо его на мгновение странно дёрнулось. Будто его прошило короткой судорогой.