Это не любовь
Шрифт:
На самом деле Анварес не собирался с ним выяснять отношения, даже заговаривать не желал – ему и смотреть-то на него не хотелось. Но Жбанков, прирождённый лицедей, почти безупречно изобразил радость.
– Какие люди! – расплылся он в улыбке. – Рад за вас, Александр Дмитриевич! Искренне рад!
– Да неужто? – холодно отозвался Анварес.
– Конечно! – Жбанков словно не замечал его тона. – Ещё бы! Я и сразу не верил в эти сплетни. Сразу так и говорил – не верю, наш Александр Дмитриевич никогда бы не пошёл на такое. Я, конечно, не всегда
Анварес вспыхнул.
– Когда вы строчили свои бесконечные жалобы от своего имени, я вас даже уважал, – отчеканил он. – Думал всегда – вот человек смелый какой, гадит открыто и не боится, что его будут считать подонком.
– Вы что себе позволяете? – возмутился Жбанков. – По какому праву вы разговариваете со мной подобным образом?
– Ваши происки против меня я могу понять, но вы подвели под удар совершенно невинную девчонку. Вы омерзительны, Анатолий Борисович.
Смерив Жбанкова уничижительным взглядом, Анварес обогнул его и прошёл к двери. У порога остановился, обернувшись, попрощался с женщинами.
– А почему вы считаете, что это моих рук дело? – бросил ему Жбанков вслед. – Вы лучше у своей Ларисы Игоревны поинтересуйтесь, чья это затея.
– Анатолий Борисович! – строго одёрнула его завкафедрой. – Это, знаете, уже переходит все границы. Зачем вы сочиняете?
– Почему же сочиняю? – обиделся Жбанков. – Я говорю правду. Эта идея целиком и полностью принадлежит Ларисе Игоревне. Я лишь её поддержал.
– Не смейте приплетать Ларису в свои...
– А зачем мне приплетать? Лариса Игоревна сама мне позвонила, сама рассказала про вашу студенточку… Я, к слову, до этого ничего о ней не знал. Лариса Игоревна, если хотите, сама попросила поведать декану про вас и эту Аксёнову. Так что не надо мне тут рассказывать, какой я омерзительный. Сначала с женщинами своими разберитесь.
– Анатолий Борисович!
– повысила голос Эльвира Марковна.
– Сейчас же прекратите!
– Что за шум, а драки нет? – в кабинет с шумом ввалилась дородная Раиса Сергеевна, преподаватель истории зарубежной литературы. – О, Александр Дмитриевич... – тотчас смутилась она, увидев Анвареса. – Как вы?
– Прекрасно, – процедил Анварес, покидая кафедру.
Он, конечно, негодовал. Еле сдерживал гнев. Какой же редкостный подлец этот Жбанков! Мало того, что мерзкий кляузник, так ещё и не гнушается ничем, лишь бы выкрутиться.
Но как бы ни злился на него Анварес, а слова про Ларису не давали покоя. Засели занозой и навязчиво подзуживали. А вдруг?
Ну нет, сказал себе Анварес, он уже раз усомнился в Юле с чужой подачи. А тем более Жбанкову и вовсе верить нельзя. Да и не могла так поступить Лариса – они же почти родные люди. И вообще, такая вот продуманная месть совсем не в её духе. К тому же, они виделись накануне. Лариса восприняла их разрыв спокойно, даже пыталась поддержать его – ну не может же человек быть настолько лицемерным.
Из-за
Анварес спустился в холл, уже дошёл до турникета, когда заметил Ларису. Она стояла в дверях и рылась в сумочке. Его не видела. Потом, видимо, нашла то, что искала, подняла глаза прямо на него и… на кратчайший миг лицо её исказилось. Во взгляде промелькнуло не то замешательство, не то страх. Но она почти сразу справилась с собой.
– О, Саша! Вот так приятная неожиданность! – засмеялась Лариса.
Анварес знал уже этот смех, успел выучить. Такой он – короткий, приглушённый, слегка натужный – верный признак, что она волнуется и пытается скрыть волнение. Он подошёл ближе, посмотрел ей в глаза… Губы Ларисы тянулись в улыбке, но в бледно-голубых глазах явственно читался страх.
– Почему, Лариса? – спросил он.
– Почему приятная? Или почему неожиданность? – снова хихикнула она.
– Почему ты это сделала?
– Сделала – что? Я не понимаю тебя.
Но Анварес видел – прекрасно понимает. А ещё видел, как с каждой секундой растёт её страх. Наверное, он не смог скрыть горечи и разочарования, потому что Лариса перестала изображать непонимание. Закусила губу, отвернулась, потом бросила на него отчаянный взгляд:
– Я всё объясню!
– Не стоит. Я понимаю, почему ты так поступила, хотя и не понимаю…
Лариса ещё что-то говорила, хватала за рукав, но он уже не слушал и не слышал. Он аккуратно высвободил руку и не спеша двинулся на выход.
– Саша! – окликнула Лариса, но голос её звучал, как будто сквозь километровую толщу воды.
Надо же, думал Анварес, как бывает: человек, которого ты считал близким, в одну секунду становится бесконечно, необратимо чужим…
117
До дома Анварес добирался в два раза дольше обычного. В шестом часу центр, как всегда, был забит. А сейчас, когда снег валил беспрерывно, и реагент превратил дороги в непролазное грязное месиво, движение практически встало.
Анварес пожалел, что не поехал окружным путём, но после Ларисы он с трудом соображал и действовал почти на автомате. В общем-то, этот вынужденный простой ничего не решал, старался унять он растущее раздражение. Он ведь никуда не спешил и не опаздывал.
Но чёрт, как же утомляло стоять. Поток машин двигался в час по чайной ложке. Анварес со скучающим видом разглядывал пешеходов, которые шустро перебегали дорогу в неположенном месте, лавируя среди стоящих машин. Разглядывал фасады домов – в центре хотя бы было на что посмотреть. Хоть и никакого единства стилей, сплошная эклектика, но это даже хорошо – каждое здание особенное и прекрасно по-своему. И здорово, что власти лелеяли эту красоту, реставрировали, пытались сохранить дух времени.