Это сказка!
Шрифт:
– Взвод!!! Подъем!!!
Мы, как один слаженный механизм, вылетели из своих коек, схватили ремни и понеслись, размахивая ими.
Это была картина маслом! Представьте, мы все в исподнем, в белых кальсонах и нательных нижних рубахах, неслись в сортир с гиканьем по темному длинному коридору вдоль этих молчащих шеренг. Наверное, мы были похожи на привидений, а может быть и на отряд ангелов.
Двери с грохотом упали на пол сортира. Андрюха, в исподнем, как и все мы, стоял по центру в позе боксера, вокруг его кружили наши «доблестные» командиры. Увидев нашу решимость и злость, они тут же все «размазались» по стенам. На следующий день в курилке, когда мы обсуждали
– Ну, и обоссались же наши отцы-командиры!
– Геннадий, Вы шо?! Разве можно так выражаться? Фи! Питерский интеллигент никогда не скажет – обоссались. Он скажет – пустили теплого по ноге, – поправил его Саня. – Держи статус. Не забывай, мы на тебя равняемся по культуре.
– И запомните, Гена, они не виноваты, во всем виноваты гены. И отсутствие дежурного офицера в казарме, – добавил Сашка.
Обнявшись, мы возвращались из сортира в свой кубрик вдоль тех же онемевших и ошарашенных шеренг, но уже при ярком, слепившим глаза, электрическом свете. Саня успел скомандовать дневальному (и когда он все успевал), чтобы тот включил весь верхний свет в казарме.
Проходя мимо шестого взвода, Саня громко сказал, обращаясь к нам, но так чтобы слышали все:
– Павлины, говорите!
В ответ раздался наш оглушительный хохот.
Но, Саня не унимался:
– Первая у нас молодцы. Вот если надо «Фокера» и «Мессера» завалить – то это вторая эскадрилья, а если что достать – то это первая.
Дойдя до своего кубрика, мы во все горло грянули:
– Рота отбой!!!
На следующий день сержант гонял наш взвод целых два часа в противогазах. Под глазом у него сиял внушительный фингал – тяжела видать была Андрюхина нога. Это была последняя месть сержанта, но по уставу. У нас продолжался курс молодого бойца. Тогда мы в сортире предупредили всех перепуганных до смерти сержантов, что если они попытаются, что-нибудь сделать не по уставу, то мы их «нахлобучим» тоже не по уставу и не одна мамаша по ним прольет слезы. И нам, по большому счету, без разницы от радости или от горя будут эти слезы.
После окончания срочной службы я решил поехать на Урал поступать в юридический институт. Сам я с Архангельской области родом, а в Свердловске жил мой дядька, и там же учился в юридическом мой школьный закадычный друг Серега, который меня и зазывал туда в своих письмах. Я предложил Сане поехать со мной. В Свердловске был горный институт. Я, конечно, знал, что мой друг мечтал быть геологом. У Сани была деятельная натура, которой хотелось все увидеть, испробовать, узнать. Его не пришлось долго уговаривать, хотя все-таки я должен был произнести довольно цветистый монолог о романтике Седого Урала и сказах Бажова. Я заметил, что Сане очень нравилось, когда идеи, мечты облекают в красивые образы. Выпив по случаю дембеля очередную стопку водки, он произнес нараспев слегка измененную цитату из песни Высоцкого:
– Видя Мишкину тоску, а он в тоске – опасный, я хлебнул еще одну и сказал согласный.
Так мы оказались в Азии, в горах Седого Урала.
Студенческие годы пронеслись быстро и весело. Во время студенчества мы оба женились, он – на своей одногруппнице Томке, я встретил свою Аннушку в ресторане «Космос», где она справляла свой день рождения. После окончания институтов мы все остались в Свердловске. Санька пропадал в изыскательских экспедициях, я работал следователем в прокуратуре. Правильнее сказать, это была не работа, а служба.
Прошло года три и перестройка дошла до своего апогея, вернее, до своей точки бифуркации. Мы с Саней
Я по-прежнему продолжать служить в прокуратуре. Начальствовал надо мной прокурор Василий Иванович Зайцев. Мне казалось, что при своих таких героических имени и отчестве он стеснялся своей фамилии. И вот, наступил один из переломных дней в моей жизни. Такие дни есть в жизни у каждого, когда нарушается привычный размеренный уклад жизни и ты, либо начинаешь рыть тоннель в другом направлении, либо начинаешь плыть по другому руслу реки жизни.
Меня вызвал к себе прокурор и стал в очередной раз просить закрыть дело в отношении директора молокозавода Вениамина Марковича Левина. Это был уже не первый случай вмешательства в мои следственные дела. Год назад, после неоднократных попыток убедить меня прекратить дело в отношении заместителя управляющего строительным трестом Чубисова, прокурор распорядился передать дело более «опытному» следователю Спирину.
– Михаил, ты пойми, на меня давят с самых высоких верхов. Этот Левин подключил всех своих … Все равно будет по-ихнему, – заискивающе начал разговор прокурор. «Ишь как волнуется», – подумал я. – Вместо «их», бубнит «ихнему».
– А, что наверху наших совсем нет? – наивным голосом поинтересовался я. – Только «ихние»?
– Ну, дай, ты мне спокойно доработать до пенсии. У меня сын – в институте, дочка – в последнем классе в гимназии, – продолжал «жалобить» меня прокурор.
«Враги человеку – домашние его», – с усмешкой про себя подумал я. Прокурор был тертым калачем и похоже уловил мои мысли.
– Что ты возомнил о себе?! Посмотри, что творится за окном! – для наглядности он даже подскочил к окну и продолжил. – Кому все это надо?! Все уже украдено до нас! (о! пошла классика) Строит тут, понимаешь, из себя целку!
И тут на меня накатило. С детства не люблю хамства. Нет, вернее, люблю. А еще вернее, люблю такие ситуации. Как Саня говорил о таких случаях: «Ну, все, Мишаня отвязался!» (так иногда ласково называл меня Саня) Я встал, подошел вплотную к прокурору и произнес, чеканя каждое слово:
– А, ты знаешь, Иваныч, что значит слово «целка»?! Оно присходит от слова «цельный». А, я смотрю, в тебе есть пробоина и даже догадываюсь в каком месте, поэтому ты и воспроизводишь слово «целка» в качестве ругательного.
Прокурор смотрел на меня такими выпученными глазами, что я стал подумывать о вызове врача. «Не привык еще, когда к нему обращаются на «ты», – мысленно предположил я.
– Ты уволен! – вдруг истерично завопил прокурор и быстро прыгнул в свое большое кожаное кресло, наверное, он там ощущал себя более влиятельным (солидности, что ли добирал) или более защищенным – как танкист в танке.