Это смертное тело
Шрифт:
— Джемайма не согласилась, — продолжил ди Фацио. — Когда она пришла посмотреть комнату, Белла сразу ей сказала, что выгнала бывшую жиличку за то, что та сошлась с Фрейзером. Поймала ее рано утром выходящей из комнаты Фрейзера. Джемайма не хотела, чтобы с ней так же поступили: приличное жилье трудно найти, — поэтому она сказала, что секса больше не будет. Сначала секса не было у Беллы, а потом он и вовсе прекратился. Слишком много беспокойства, сказала она.
— Слишком много беспокойства? — переспросила Ардери. — А где вы занимались сексом?
— Не при народе, — ответил он. — И не в Абни-Парке,
У него было помещение, которое он делил с тремя другими художниками, у пересадочной станции «Клапам-джанкшн». Сначала они с Джемаймой ходили туда, но через несколько недель она отказалась.
— Она сказала, что ей не нравится обманывать.
— И вы ей поверили?
— А что мне оставалось? Она сказала, что все кончено, и закончила.
— Так же, как закончила с тем парнем, что распространяет открытки? Если верить тому, что она вам сказала?
— Похоже на то, — согласился ди Фацио.
Линли подумал, что это дает им обоим мотив для убийства.
Глава 11
Салон медиума Иоланды находился на территории рынка рядом с отелем «Куинсвей» в Бейсуотере. Барбара Хейверс и Уинстон Нката нашли его без труда, как только разыскали сам рынок, куда вошли через входные двери без всякой вывески, обнаружившиеся между крошечным газетным киоском и вездесущим дешевым магазином, торгующим дорожными сумками, — на эти магазины натыкаешься во всех углах Лондона. Рынок был одним из тех мест, мимо которых многие проходят, не замечая: помещения с низкими потолками, этнически ориентированные, где русские кафе сменялись азиатскими пекарнями, а магазины, торгующие кальянами, соседствовали с киосками, из которых звучала африканская музыка.
На вопрос Барбары и Нкаты, заданный в русском кафе, им сообщили, что на территории рынка есть место, называющееся «Духовная конюшня». Там и трудится медиум Иоланда. Судя по времени дня, она должна быть на месте.
Еще немного побродив, они добрались до «Духовной конюшни». Это место очень напоминало настоящую конюшню, с мощенной булыжником улицей, с помещениями, напоминающими стойла, как во всех лондонских конюшнях. Имелось и отличие — крыша как и над всем рынком. Это придавало «Духовной конюшне» мрачную атмосферу тайны и даже опасности. Должно быть, подумала Барбара, некоторые воображают, что сверху в любой момент может спрыгнуть Джек Потрошитель.
Всего на рынке работали три экстрасенса. В салоне Иоланды, на подоконнике единственного окна, занавешенного ради анонимности клиентов, были разложены предметы, свидетельствующие о роде занятий медиума: фарфоровая ладонь с обозначением судьбоносных линий, фарфоровый череп, астрологическая карта, колода карт таро. Не было только хрустального шара.
— Ты веришь в эту чушь? — спросила Барбара у Нкаты. — Гороскоп свой в газетах читаешь?
Уинстон сравнил свою ладонь с фарфоровой рукой на подоконнике.
— Если судить по этому, я должен был умереть на прошлой неделе, — заметил он и толкнул дверь плечом.
Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой косяк, Барбара проследовала за ним в прихожую. Там горело какое-то снадобье и звучал ситар. [34] У
34
Индийский струнный щипковый музыкальный инструмент.
35
Индейцы пуэбло изготавливают куклы-качина, которые ранее играли церемониальную роль, а в настоящее время являются одним из предметов сувенирной торговли.
— Есть кто живой? — крикнула Барбара.
Занавеска из бус раздвинулась, и вышла женщина. Она была одета не так, как ожидала Барбара. Обычно медиума воображают в цыганском наряде — в шарфах, в цветных ярких юбках, в золотых ожерельях и крупных серьгах в форме колец. На этой женщине был деловой костюм, который наверняка удостоился бы одобрения Изабеллы Ардери. Он отлично сидел на довольно плотном теле медиума, а «французский дизайн» заявлял о себе даже неискушенному взгляду Барбары. Единственным реверансом в сторону стереотипа был шарф, повязанный на голове вместо ленты. Кстати, волосы у нее были не черные, а какие-то оранжевые — довольно странный оттенок, по всей видимости следствие неудачного использования пергидроля.
— Вы Иоланда? — спросила Барбара.
Вместо ответа женщина приложила руки к ушам и зажмурилась.
— Да-да, хорошо! — Голос у нее был на удивление низкий, как у мужчины. — Да слышу я вас, черт возьми, слышу!
— Извините, — удивилась Барбара. Она не думала, что говорит громко. Наверное, медиумы очень чувствительны к звуку. — Я не хотела…
— Я ей скажу! Но перестаньте орать. Я не глухая, вы же знаете.
— Я не думала, что говорю громко. — Барбара достала свое удостоверение. — Скотленд-Ярд.
Иоланда открыла глаза, но не стала смотреть на удостоверение Барбары.
— Ну и крикун! — заметила она.
— Кто?
— Он говорит, что он ваш отец. Он говорит, что вы должны…
— Он умер, — сказала ей Барбара.
— Конечно умер. Как бы иначе я его услышала? Я слышу мертвецов.
— Так же, как вижу их я?
— Не умничайте. Хорошо! Хорошо! Не кричите! Ваш отец…
— Он никогда не кричал.
— А сейчас кричит, детка. Он говорит, что вы должны посетить вашу мать. Она по вам скучает.
Барбара в этом усомнилась. Когда в прошлый раз она навещала мать, та подумала, что видит перед собой свою соседку, миссис Густафсон, и впала в панику: в последние годы проживания в доме она боялась миссис Густафсон, ей казалось, что старуха превратилась в Люцифера. Она не поверила Барбаре, хотя та совала ей свое удостоверение личности и обращалась за помощью к другим обитателям богадельни в Гринфорде. С тех пор Барбара туда не приезжала и считала это разумным.
— Что мне ему сказать? — спросила Иоланда и снова заткнула уши. — Что? Ну конечно я вам верю! — Она снова обратилась к Барбаре: — Джеймс, да? Но ведь его не так звали?